Эх, все равно не приходит к нему судьба через гадание. Не понимает он этого. Но тут нечего и гадать. Вот Архатах- конец пути. Что может быть еще?
Руоль смотрел, и изо рта его клубами пара вырывалось неровное дыхание. Олья терпеливо ждали. Если бы не облачка пара, они все казались бы сейчас вытесанными из камня и припорошенными снегом фигурами.
Наконец Руоль стряхнул с себя задумчивое оцепенение, встрепенулся, зашевелился.
– То! – решительно воскликнул он. – Вперед!
Олья послушно и даже с резвостью тронулись в путь. Видимо, и им передавалось одержимое стремление хозяина, его безоглядная, горькая решимость.
Руоль продолжал смотреть на Архатах, голова его как-то пьяно моталась из стороны в сторону. Упорство было в его голосе, но тело… тело страдало… и выдавало Руоля. Сейчас он боролся с самим собой. Кажется, победил Руоль решительный. Потому что он вдруг запел во весь голос, хотя тело продолжало вяло раскачиваться, не выказывая стремления и силы воли, словно олья волокли его сами по себе, против желания, а он просто не сопротивлялся, не находя в себе сил для борьбы.
Но Руоль пел, и его голос летел, метался, кружился над снегами, будто ветер, подбадривая верных оронов.
То! Вперед, живей!
Ну!
Мои орончики!
Смотри-ка! Архатах!
Неприветливые склоны, суровые!
Я еду к нему, еду!
Вперед, Лынта, вперед, Куюк!
Эй!
Архатах! Суровый дедушка.
Как меня встретишь?
Мора- матушка прогнала меня.
Меня- беглеца. Меня- беглеца.
Как меня встретишь?
Зима холодна, морозна, жестока.
Еду к тебе.
Бегу с равнины, словно Белый Зверь.
Который на север, во льды,
А я на юг- к тебе.
Архатах! Ты дитя моры.
Не могу ее совсем лишиться.
Отныне буду жить здесь.
Вот мой эджуген!
Буду один.
В этом краю безлюдном.
Принимай, дедушка!
Встречай беглеца!
Долго еще пел Руоль в таком духе. Пел, пока не устал. Затем он просто молчал, свесив голову. На ресницах были замерзшие слезы.
Руоля посетило сомнение: имел ли