Стены дрожат, с потолка сыпется, бегут трещины, ломаются бетонные плиты. Пыльная завеса накрывает. Он задыхается, обломки стены прижали его к полу, и я могу слышать только тяжелые хрипы. В доме он не один: на нижних этажах завывают дети, они тоже под обломками. Дом стонет, харкает кровью, пока из легких выходят остатки воздуха.
Я стою перед экраном смерти, боли и страданий. Слышу, вижу и чувствую, но ничем не могу помочь. В небо тянется черный дым, поворачиваюсь к разбитому окну: город в развалинах, и гул самолетов нарастает.
Я просыпаюсь…
Что ни говори, писать это письмо довольно необычно. Вначале написал «странно», но решил вычеркнуть и исправил на «необычно». Думаю, так будет лучше. Не знаю, о чем принято писать в письмах, а о чем умалчивать. Но в этом-то и вся проблема – я устал молчать. Надеюсь, я делаю все правильно, а если нет – постарайся не расстраиваться, я только начинаю.
Адрес, по которому я собираюсь отправить письмо, я нашел на старом конверте. Иногда я вижу, как мама читает письма, хотя не видно, чтобы они приходили по почте. Листы помятые, бумага пожелтела. Не нужно быть умником, чтобы понять – она перечитывает твои письма. Долго не мог понять, где она их прячет, пока не застукал. Она стояла на стуле и ставила на антресоли шкафа коробку из-под обуви (там у нас хранится куча всякого хлама, но не обувь). Обувь мы держим во внутреннем отделении дивана. Она засуетилась, как только я вошел. И это меня насторожило. Спрашивать, что у нее там, я не спросил, я же не дурак. Она бы перепрятала коробку в другое место. Вот я и включил режим пофигиста и пошел заниматься своими делами.
То, как я добирался до писем было и смешно, и не смешно. Смешно, потому что пару раз чуть не грохнулся со стула, ножки в нем совсем разболтались. А не смешно, потому что это я чуть не упал со стула. Я знаю, о чем ты подумал: читать чужие письма – мерзко, но ради информации приходится через многое переступать.
Сегодня наша училка по языку и литературе велела мне задержаться после урока. Я подумал, она будет отчитывать за какой-то косяк. Ты ведь знаешь, как это бывает: начудишь что-то и забудешь, а потом, хоть убей, не вспомнишь. Как ни странно, она говорила спокойно, чуть ли не по-дружески. Готов поклясться, раньше с ней таких припадков не случалось. Почему-то ей стало интересно знать, чем я занимаюсь в свободное от школы время. «Ага, так я тебе и скажу…» – подумал я. Ответил, что ничем особенным: залипаю на видосиках в Youtube, смотрю фильмы.
Я пропущу середину и перейду в конец разговора, когда она спросила, читаю и беру ли я книги из библиотеки? Я замешкался, подумал, зачем ей это, и не найдя ответа, сказал, мол, читать мне не нравится, это скучно, ну… По крайней мере то, что проходим в школе. Она задумчиво улыбнулась и велела идти на следующий урок, если у меня нет к ней вопросов. Вопросов у меня накопилось много, но не уверен, что получу от нее правдивые ответы.
Наверное, тебе хочется знать, почему я тебе пишу. После всего, что случилось, мне бы не мешало давно успокоится и принять все как есть. «Продолжить жить, – так говорят в фильмах. На самом деле причин тысячи и тысячи.
Сегодня мне стало особенно тяжко. Такое неприятное чувство, когда в груди давит и не дает свободно выдохнуть. Я просыпаюсь с ним каждое утро и с ним ложусь спать. Не могу объяснить, откуда оно берется.
Плохо то, что мне не с кем обсудить свои проблемы. У мамы полно забот и без меня. Она приходит с работы уставшая, и не хватало только, чтобы она еще за меня волновалась. К тому же есть такие вещи, которые с мамой не обсудишь. Мой друг тоже не вариант, хотя мы с шестого класса за одной партой. По сути, я должен довериться ему, учитывая то, что он мой единственный друг. Но как говорит мама: «Не все так просто, Давид». Это действительно так.
Мы с Вано можем вместе посмеяться над мемами, обсудить игры, фильмы и прочую хрень – не больше. Мы не делимся секретами, не обсуждаем семейные проблемы и не говорим о сверхличном. Вот так и живу, держа все в себе. Паршиво, когда не с кем поговорить. С каждым днем вопросов только прибавляется, ответы на которые мне не от кого получить. То ли детство от меня уходит, то ли я от него ухожу. И порою мысль о том, что я не смогу вернуться, пугает.
Теперь ты понимаешь, почему я пишу тебе. Мне кажется, это должно чем-то помочь, решить часть моих проблем. Понимаю, такой способ общения нельзя назвать нормальным, даже мне это кажется престранным. Надеюсь, это сработает.
Ты даже представить не можешь, как мне хочется встретиться с тобой, обнять за спину, почувствовать запах одеколона вперемешку с табаком, прижаться крепко-крепко и не отпускать. Должно быть, кому-то из моих ровесников такое желание покажется дикостью, мол, так делает только сопливая малышня или педики. Но не для меня. Уверен, мы бы стали хорошими друзьями, доверяли