Жевжик оторопело смотрел на Русакова.
– Лезь под кровать!
– Да ты что, очумел? – спросил Жевжик, призывая взглядом собравшихся быть свидетелями наглости новичка.
– Лезь под кровать! – У Анатолия была уверенность в своей правоте.
– Ты здесь не командуешь, – сердито сказал староста, и эти свои привычки брось!
– Каждый из нас рассказал все без утайки, и мы о каждом знаем все, – подделываясь под голос старосты, сказал Анатолий и затем, отчеканивая слова, продолжал: – Так знайте, что этот двадцатидвухлетний «вор в законе» попал сюда под чужой фамилией, как семнадцатилетний. Маскируется, чтобы выполнить приказ бандита Чумы, чтобы разложить ваш коллектив. А вы все шляпы и раззявы!
– Ну и смешняк! – Жевжик криво улыбался. – Хочешь разыграть. Я активист. Ребята меня знают.
– А ну, хлопцы, – сказал Анатолий, – вспомните, не говорил ли этот тип чего-нибудь такого о воровской дружбе, «законе» и прочее…
– А правда ведь говорил, – вдруг признался Глеб. – Рассказывал: «Я вольная птица! Куда хочу, туда лечу… Всякая там агитация – это для дураков…»
– Врешь!
– Нет, не вру. «Блатной, – объяснял ты, – человек момента. Огонь и медные трубы пройдет – и не пропадет. А без водки – пропадет. Бывало, выпьешь водки, все забудешь!»
– Врешь!
– И мне рассказывал о ворах… – вспомнил другой воспитанник, – только я как-то не обратил внимания.
С этого и начался провал Жевжика.
– Пусть докажет, что он не вор, – предложил Анатолий. – Для «вора в законе» пролезть под нарами или кроватью – значит опозориться и потерять авторитет на всю воровскую жизнь. А если ты активист – то что тебе стоит пролезть?
– Не хочу – и все!
– А ты говорил… – Анатолий повернулся к старосте: – «Мы о каждом знаем все!»
Тот досадливо махнул рукой и сердито приказал:
– А ну, Жевжик, лезь под кровать!
– Не полезу! Не имеете права издеваться!
– Силой протащим!
– Не дамся!
Уж как ни защищался Жевжик – даже сумел самодельный нож выхватить из-под матраца, – все-таки протащили!
Он сидел на полу, голый, ругался последними словами и… плакал.
– Что здесь происходит?
Иван Игнатьевич стоял в раскрытых дверях. Воспитанники смотрели на Анатолия, но он молчал.
– Кто тебя так разукрасил? – Иван Игнатьевич подошел к Жевжику.
– Этот! – закричал Жевжик и бросился на Анатолия.
Их разняли.
И когда Жевжика по приказанию Ивана Игнатьевича отнесли в госпиталь (идти он не хотел), Анатолий и староста обо всем рассказали.
– А ведь ты, Лазурин, староста, активист. Как же ты мог пойти на такое: применить блатные приемы унижения вора? Не спорь! Это же не метод перевоспитания. Пришел бы ко мне и доложил.
– А вы не любите, когда вам доносят, – выпалил Анатолий. – В той колонии вам кто-нибудь шепнет, а вы потом при всех спрашиваете, правда ли это.
– Да,