– Прошу прощения. Видимо, провалы в памяти – штука заразная.
– Ты уж извини еще разок за трели и тому подобное, – сказал Гордон несколько смущенно.
– Ерунда. Трели как трели. А почему ты такой кислый?
– У меня внутри какое-то странное чувство, – пожаловался Гордон, – никак не пойму, что за чувство такое. Наверное, вчерашний свадебный торт. Крем был несвежий, что ли…
Виктория фыркнула.
– Ничего удивительного, дубина, ты сожрал четыре куска этого жирного торта…
Они замолчали, уставясь на Кита, который заливался радостным смехом, застегивая вокруг запястья правой руки ремешок наручных часов.
– Ты вспомнил что-то смешное, милый? – озадаченно спросила Виктория.
– Да, вспомнил я… много всякого смешного я вспомнил. Мне знакомо это чувство, но оно вовсе не от торта. Клянусь, я сам сначала думал, что от торта, очень уж вкусный был на моей свадьбе торт… я сам умял четыре куска кряду, никогда не меня так не тянуло на сладкое… а потом я понял, что женат.
– Бедный котеночек, – вздохнула Виктория, когда Кит ушел, еще раз пожелав молодоженам счастья, – мы не только не пригласили моего брата на свадьбу, но куска свадебного торта ему не оставили. Только что тут смешного, ума не приложу.
– Твой брат имел в виду вовсе не торт. Он хотел сказать, что мы теперь женаты.
– Как это – женаты?
– Пока не знаю, но, судя по его смеху, это нечто замечательно хорошее.
– Куда ты меня тащишь? – деланно запротестовала Виктория, когда муж подхватил ее на руки и понес в декорированную фиалками и розами спальню для новобрачных.
– Будем играть в нашу любимую игру. В принцессу и свинопаса.
Скоро они вовсю были женаты. Виктория называла мужа деревенским олухом, болваном, мужланом, дураком, кретином, идиотом, тупицей, недоумком, кобелем похотливым и пупсиком. Она никогда не уставала повторять, что со своей громкой фамилией и благородным происхождением могла бы найти в мужья кого-нибудь получше тупой деревенщины из простого народа. Она мигом превратила его уютную холостяцкую берлогу в нечто среднее между будуаром и гардеробной, забив ее шляпками, перчатками и шубками, и понатыкав повсюду капканов и ловушек, которые она жеманно называла антикварными столиками. Она завела кошку и родила сына. Она винила его во всем на свете и постоянно желала знать, где он опять шатался. Она тратила абсолютно все, что он зарабатывал, и, чем больше он зарабатывал, тем больше она тратила.
Гордон называл жену птенчиком. Он всех женщин без разбору называл птенчиками. Он работал до изнеможения. Он был очень умен, блестяще образован, в совершенстве владел латынью и древнегреческим, постиг все тайны юридической казуистики, но постоянно терял носки и время от времени забывал побриться. Он курил сигары и тушил об антикварные столики. Он никогда не говорил жене правды о том, где был.