Карапетянычу уж сорок лет, а он до сих пор думает, что где-то живёт его многодетная семья. Вспоминает о нём, скучает. Наверное, даже ищет. Скоро непременно найдёт. А как же? Ведь так не бывает на свете, чтоб…. Свои бросили. Карапетяныч всё понимает: его ссылка в детдом – мера вынужденная. Денег мало, сестёр-братьев много. Мама с папой отобрали самого сильного и принесли его в жертву всеобщего благополучия. Карапетяныч не в обиде, ведь, главное, что его семья жива-здорова и ищет своего спасителя.
И ему не объяснить, что родители, решившие избавиться от ребёнка и одновременно указавшие его данные, не близкие к Ване Иванову, люди, мягко говоря, дрянные. Сказать по правде, совсем не родители. Государство детское выбрасывание не одобряет, потому на поиски Карапетян и заодно Карапетянов пустили не одни милицейские ресурсы. Нулевой результат. Значит, либо некто присвоил себе миссию именования найденного младенца. Либо то злонамеренный ход, чтобы усложнить следствию путь до истинных предков. Младенец приметный. Не африканец, конечно, но в толпе ретретинчан тоже не затеряется. Мой вывод – какая-то барышня согрешила с горцем. О плоде любви узнала, когда аборт уже бессилен. Но это же не повод расстраивать законного супруга? Ему и так рога достались. Родила. От младенца избавилась. Вымышленной фамилией отвела подозрения куда подальше.
– Спасибо! Вот спасибо! – Карапетяныч блестел глазами, разглядывая покупки.
– Ты всё понял?
– Обижаете! Всё сделаю, как велели! Как только увижу кого с покоцанным лицом и убитыми коленками, сразу за ним. Тихо как мышка. Незаметно как…. Как….
– Как материнское пособие. Дальше!
– А дальше я его до дому провожу и бегом к вам.
У магазина было непривычно пусто. Бабульки успели свернуть торговлю и даже подмести за собой. Солнце тут же вцепилось в спину, мстило за общение с кондиционерами. Я сел в машину, открыл окно.
– Михаил Алексеевич, а что он натворил? Ну тот, кого мы ищем.
– Так, по мелочи.
– Вы его посадите, да? – Карапетяныч заметно приуныл. – Не хочется, чтобы из-за меня кого-то в тюрьму отправили. Я там был.
– И как?
– Не очень, Михаил Алексеевич. Скучно и невкусно.
– Зато воровать не надо.
– Да как же не надо?! Скажете тоже. Зэки спуску не дают, то хлеб стащи из столовой, то бумагу у завсклада. Токмо кражами и жил. А там не тут, ежели попадёшься, так наподдадут! Какое-то не исправление, получается, а оттачивание.
– Не горюй, не посажу. Это же ребёнок. А детей у нас не сажают. Пока.
ТРИ
– Почему думаешь, что ребёнок? – Бык опорожнил чашку горячего кофе, но так и не смог сжечь зевоту.
– Или карлик.
– С карликом было бы проще.
– Даже слишком. Потому думаю, что это ребёнок. Мальчик. Влюблённый. Увидел