– Миша, пощади, у нас уже как в сумасшедшем доме – гвозди в стенах через каждые два сантиметра!
Нащокин остановился, а Светлана быстро пожалела о сказанном – с этого момента Миша за молоток не брался вообще.
Дом их представлял собой небольшую барахолку. Сюда они тащили все – понравившиеся старые кресла из мебельной комиссионки, посуду из «Икеи», старый мамин комод и книжные полки родом из семидесятых. Они не продумывали каждую мелочь, они просто жили, окружая себя трогательными привязанностями. По дому бродили три кота и один мохнатый пес. Три кота – Отелло, Дездемона и самый вредный, вечно царапающийся когтями Шейлок – были любимцами Светланы. Понятно, что в быту от их литературных имен остались начальные буквы – Оти, Дези и Шей.
– И стоило выпендриваться, литературная твоя душа?! – шутил над Светланой Нащокин.
Его друг пес Кубик, если бы мог, носил бы хозяина на руках. Как только машина Нащокина появлялась в воротах, Кубик делал сальто-мортале, перелетая через все взлелеянные Светланой клумбы и первым встречал хозяина, выходящего из машины. С этой минуты он маленькой тенью следовал за Нащокиным. Когда же Михаил Семенович уединялся для творчества в кабинете, Кубик забирался под письменный стол, приваливался к ногам Нащокина и крепко засыпал. В эти минуты из кабинета доносились несвойственные творческому процессу звуки, ибо Кубик во сне имел обыкновение храпеть, свистеть и стонать одновременно.
– Миша, ты спать идешь? – окликала его Светлана через дверь.
– Не могу, Кубик на ногах улегся, посижу еще, попишу.
«Мой соавтор», – представлял Кубика Нащокин гостям.
Поздно ночью Светлана просыпалась от того, что снизу, из кухни раздавался звон посуды. И по ее наблюдениям, чем осторожнее Нащокин старался хозяйничать, тем больше шума он производил. Светлана натягивала на себя его старый длинный свитер, спускалась вниз и обнаруживала мужа, заваривающего свежий чай. Нащокин был фанатом чаепития. Он не только разбирался в редких сортах, но и знал, какой чай сколько минут надо заваривать.
– Осторожней, передержишь! – выговаривал он Светлане. – Запомни, темный оолонг и любой черный чай должны быть залиты крутым кипятком. Вода должна быть сто градусов, не меньше. А светлый оолонг градусов восемьдесят!
– Ну, ты даешь, как я отличу эти самые градусы?! Для меня что сто, что восемьдесят!
– Соображай, голубушка, – горячился Нащокин, – слышишь, чайник шумит, вот и заливай белый или зеленый. Только имей в виду, зеленый чай можно заваривать только три минуты, иначе горьким будет, словно хина.
Ночами, когда на кухне командовал Михаил Семенович, они усаживались за стол, прихлебывали из огромных фарфоровых чашек чай, грызли орешки, ели шоколад и болтали обо всем на свете. Проголодавшийся Нащокин был подвержен приступам кулинарного экспериментаторства. Светлана в эти моменты