– Мог бы и так выбраться, раз такой умный и ловкий, – надулась я. Нога после вчерашних забегов еще ныла.
– Одно дело – незаметно оглушить двух-трех обормотов, другое – перебить дюжину ратников, служащих Велмании.
– Рону!
– А он служил Велмании. – Майорин зло на меня посмотрел и махнул рукой. – Глупая девка, я тебе что велел?
– Не смей на меня… шипеть! Змей подколодный!
– Успокойтесь, все обошлось. Даже законно!
Теперь мы уставились на эльфа. Он поспешил объяснить:
– По кодексу я имею право забрать любого смертника и предать его заслуженной каре.
– И что вы со мной сделаете? – невесело хмыкнул колдун.
– Поединок послужил заменой казни. Я давно хотел убрать Рона, он был почти неуправляем.
Над погостом кружили вороны, их не смущал мелкий моросящий дождик. Отпевать мага в храме не стали – он не верил в Трех Богов, а Карин не решилась идти против воли мужа. На похороны пришла половина села, все толпились вокруг, ежась от дождика. Староста загнал в гроб последний гвоздь.
Послышались напутственные речи, рыдания, вздохи. Мужчины опустили гроб в яму и расступились. Сворн провел мать к могиле, Карин пошатывало, и она с трудом наклонилась, чтобы взять горсть размокшей рыжеватой земли. Земля застучала по крышке гроба, пока не закрыла темное дерево от глаз живых. Дальше уже дело мужиков.
На поминки пришли только самые близкие, коих было немало, и мы. Я глупо себя чувствовала, выслушивая воспоминания о замечательном человеке, так рано нас покинувшем.
С темнотой все разошлись, и из гостей мы остались в горнице вдвоем. Из комнат вошла заплаканная Карин. Мы замолчали.
– Да вы говорите, я умыться…
– Давайте помогу!
– Да что ты, милая, сиди-сиди, когда руки заняты – все легче. – Руки дрожа попытались подхватить ухватом тяжелый горшок с теплой водой, стоящий на припеке. Майорин скачком оказался рядом, перенял древко ухвата.
– Не держат совсем, – извиняясь, прошептала женщина.
– Мама? Куда ты пошла? – Старшая дочь Ральера смотрела на нас подозрительно. – Пойдем, мама.
– Можешь что-нибудь сделать? – спросила я Майорина.
– Ее мучает не смерть, а жизнь.
– Ей плохо оттого, что он умер.
– Нет. Ей плохо оттого, что он больше не будет жить.
– Но разве это не одно и то же?
Колдун встал, убрал воду обратно на припеку и сунул нос в чугунок. Обнаружив там вчерашние щи, поставил снедь в центр стола.
– Миски где? – Я влезла на полку, подала миски. Майорин шарил по другим полкам. – Сметанка, – довольно проворчал он. – Разница есть. Небольшая разница, но есть. Смерть оплакивают чаще у молодых: не успел, не сделал, не сможет. А старики прожили жизнь. Свеженькая.
– Куда грязным пальцем! – возмутилась я. – Фу, я не стану ее есть.
– Мне больше достанется. – Майорин, довольный разрешением конфликта, похоже, решил запустить туда руку по локоть.
– Ну-ка! – Я отобрала горшочек, но сметанка теперь выглядела жалко.