Проводив АРэ и Кудрявцевых на Кузнецкстрой, я принялась готовиться к экзаменам по двум оставшимся несданными предметам и сделала курсовую работу по шоссейным дорогам. В конце сентября я пришла на прием к профессору Николаю Семеновичу Макерову, показала ему курсовую работу, сказала, что я уже защитила дипломный проект и что шоссейные дороги — последний предмет, который мне надо сдать, чтобы окончить институт. Он подписал мой проект и предложил мне вытащить билет для экзамена. Я взяла билет и не успела сказать несколько фраз, как Макеров взял со стола мою зачетную книжку и, проставив отметку «отлично», вдруг схватил мою руку и начал говорить, что он давно в меня влюблен, что он не сводил с меня глаз, когда читал нам лекции. Конечно, я это замечала и, может быть, поэтому всё откладывала работу над проектом по шоссейным дорогам и сдачу экзамена. Услышав его слова, я освободила свою руку, встала и, положив зачетку в сумочку, быстро пошла к выходу. Он — за мной. Всю дорогу он держал меня под руку, и так крепко, что вырываться было просто неудобно перед прохожими. По дороге Макеров говорил мне нежные слова, а когда мы проходили мимо какого-то дома с пустой скамьей возле ворот, он посадил меня на скамейку рядом с собой. Он стал объясняться мне в любви такими словами, каких я никогда ни от кого не слышала и встречала только в романах, быть может, у Мопассана. Я не хочу повторять здесь его откровенных речей — в тот момент они меня просто испугали. Когда он попытался меня поцеловать, я вскочила и убежала.
Я была потрясена поведением Макерова и, когда пришла домой, рассказала маме о том, что произошло. Мама меня спокойно выслушала и сказала: «Да он просто посмеяться над тобой захотел. Что он в тебе нашел? Ты же некрасивая такая!» Она как будто вылила на меня ушат холодной воды, и это помогло мне справиться с потрясением и успокоиться. Так было и раньше: стоило мне рассказать маме о комплиментах, которые мне приходилось слышать от студентов, как мама тут же умеряла мой пыл, говоря: «Да ты посмотрись в зеркало!» И в этот раз я посмотрелась в зеркало и согласилась с мамой. Ну ничего красивого во мне не было: нос курносый и широковатый (а у красавиц носики узкие, красивой формы), лоб слишком высокий, глаза, правда, большие, но с редкими ресницами на нижних веках. (У меня в детстве от малокровия часто бывали ячмени, и ресницы на нижних веках кое-где выпали.) Да и цвет лица не был бело-розовым, как у красавиц, а какой-то бледный. Так я и жила в уверенности, что некрасивая, и когда самый красивый студент Игорь Брейденбах приглашал меня в кино или погулять, я всегда отказывалась,