– Вы тоже работаете на телевидении?
– Я? О боже, нет. Хотя мечтаю об этом.
– Эмма работает в «Международной амнистии», – с гордостью объявил Декстер, опустив руку ей на плечо.
– По совместительству. А так я в ресторанном бизнесе.
– Она менеджер в ресторане. Но собирается уйти. С сентября Эмма будет учиться на педагога, верно, Эм?
Эмма пронзила его взглядом:
– Почему ты так странно разговариваешь?
– Как странно? – Декстер рассмеялся, делая вид, что не понимает. Но парень с девушкой смущенно переминались с ноги на ногу, при этом заглядывая за борт, будто раздумывали, а не спрыгнуть ли им часом. Декстер понял, что пора заканчивать интервью. – Значит, увидимся на пляже? Может, выпьем вместе пивка?
Ребята улыбнулись и вернулись на свои места.
Декстер никогда не стремился быть знаменитым, но ему всегда хотелось добиться успеха, а какой смысл это делать, если никто не узнает? Люди должны об этом знать. Теперь, когда к нему пришла слава, все встало на свои места, словно известность была естественным продолжением школьной популярности. Не хотел он становиться и телеведущим, – впрочем, если спросить любого телеведущего, то окажется, что никто из них этого не хотел, – но обрадовался, когда ему сказали, что у него талант.
Его первое появление перед камерой было похоже на то, как если бы он впервые в жизни сел за фортепьяно, и вдруг обнаружилось, что он виртуоз. Сама программа была не столь серьезной, как другие, над которыми он работал, и состояла всего лишь из нескольких живых выступлений, премьер видеоклипов и интервью со звездами. Признаться, эта работа не была сложной – от него требовалось лишь смотреть в камеру да время от времени покрикивать «Оторвемся!». Но это получалось у него так хорошо, так красиво, так впечатляюще.
Однако публичное признание было ему в новинку. Зная себя, он понимал, что обладает склонностью к тому, что Эмма называла «идиотской самовлюбленностью», и потому наедине с собой тренировался принимать правильное выражение лица. Декстеру не хотелось казаться неестественным или напыщенным, по этому он научился делать лицо, словно говорившее собеседнику: подумаешь, телевидение – ничего такого. Именно такое выражение было у него сейчас, когда он надел очки и снова взялся за книгу.
Эмма с любопытством наблюдала за его представлением: как он старается казаться беззаботным, но при этом слегка раздувает ноздри и улыбается краешками губ. Она сдвинула очки на лоб:
– Ты же не изменишься, верно?
– Отчего?
– Оттого, что ты теперь знаменитость, хоть и малюсенькая…
– Ненавижу это слово – знаменитость.
– О, а как ты предпочитаешь именоваться? Звездой?
– Как насчет легендарного Декстера?
– Предпочитаю Декстера, который меня достал. Точно, как насчет Декстера, который меня достал?
– Завязывай, а, сестренка?
– Не мог бы ты прекратить?
– Что?
– Уличный жаргон, вот что. Ты же ходил в частную школу для богатеньких мальчиков, забыл?
– А