– Не понимаешь, зачем читать и писать, – оборвал его священник, – пойми хотя бы, что там ей лучше будет. Одета, обута, накормлена. Там сытно кормят. А то смотреть ведь тяжело на Вангелию. Ходит – от слабости качается.
«Нечего меня попрекать! – чуть не выкрикнул Панде. – Как вся семья живет, так и она. Нет у меня богатства! И никогда не будет».
Но ничего он не выкрикнул. И не только потому, что с почтением относился к старому священнику – отец Никодим служил в сельской церкви с незапамятных времен, – но и…
– Правду вы говорите, отец Никодим, – нехотя проговорил Панде.
– Вот видишь! Сам понимаешь. А от лучшей жизни, может, и зрение к Вангелии вернется.
– Не верю я в чудеса, – отрубил Панде.
Но отца Никодима грубостью было не пронять. Сельский священник и не такое еще слыхал от своих прихожан.
– Веришь, не веришь, – сказал он, – а дочку в школу отпусти. Я напишу директору, она ее примет. Не отнимай у Вангелии милость Божью.
– Ладно, – кивнул Панде.
А Ванга никакой милости Божьей в отцовском решении не увидела. Она отчаянно рыдала, стоя посреди двора у запряженной телеги. Яркий весенний день казался ей черным, наверное, не из-за слепоты, а как раз из-за отчаяния.
– Не плачь, милая, не плачь, – успокаивала ее Танка. – Тебе там хорошо будет.
– Мне с вами хорошо! – судорожно всхлипывала Ванга. – Не надо меня прогонять!
– Так разве мы прогоняем? – Танка и сама еле сдерживала слезы. – Что ж у нас хорошего? Одна работа.
– Я бы тебе и дальше помогала, Танка! Как ты без меня справишься?
– Справлюсь. Что делать? Васил уже большой, помогать станет. Правда? – обернулась она к старшему сыну.
Пятилетний Васил не ответил. А совсем маленький Томе, сидящий на руках у матери, сморщился, собираясь зарыдать, хотя его только-только успокоили.
– Ну, хватит причитать в дорогу, – сказал наконец Панде. – Садись, Вангелия, пора.
– Ой, горе-горе!.. – в ответ на его слова зарыдала Ванга.
– Может, никакое и не горе, – обняла ее Танка. – Может, счастье свое там найдешь!
Но не похоже, чтобы Ванга ожидала счастья. Пока телега не скрылась за поворотом улицы, доносился до дома ее отчаянный плач.
Глава 7
Девочки выходили парами, крепко держась за руки. Ольга специально ставила их в пары так, чтобы более умелые, давно живущие в Доме слепых, помогали тем, кто еще не освоился со своей слепотой. Она вообще очень серьезно относилась ко всему, что предписывалось педагогическими правилами. И не обращала внимания на то, что некоторые воспитательницы над нею из-за этого посмеивались. Может быть, серьезность в ее возрасте и выглядит смешно, но что же делать, если она действительно серьезная по натуре своей? Не в восемнадцать лет сделалась такою, а всегда такая была, даже в детстве.
– Девочки, сейчас мы все пойдем по аллее, – сказала Ольга, когда все пансионерки спустились с крыльца. – Держитесь за руки. Сегодня такой прекрасный