Теперь уже твердой рукой он потянулся к графину.
У графа я оказался в итоге в двадцать минут одиннадцатого, встречен был очень любезно и с предложением выпить хорошего кофе.
Граф мне составил компанию, кофе – уже по запаху стало ясно – совершенно чудесного качества, а на столике, помимо салфеток и сахарницы, лежала большая лупа: так что я понял – удовольствие с делом можно вполне совмещать.
Граф сохранял отличное зрение, и без помощи лупы, взяв монету, сразу сказал:
– Испанский пистоль 1537 года. Первая чеканка, потом пистоль чеканили еще не одну сотню лет.
Он отложил монету, взял чашечку, предлагая жестом и мне.
И после первого небольшого глотка, смешливо сощурил глаза:
– Полагаю, впрочем, что эта чеканка из самых последних.
Я быстро рассказал про происхожденье монеты.
– Ну-с, посмотрим на нее повнимательнее, – граф отставил чашку и взял лупу.
– А подобную среди тех подделок вам не предлагали?
– Не было. Так-так… у меня есть такая в коллекции. По ней, и вообще я знаю, что у первых чеканок пистоля аверс – то есть главная сторона, и реверс – обратная, не вполне симметричны по осевой линии.
– Как бы с поворотом относительно друг друга?
– Именно. Незначительное очень расхождение, но оно есть – испанские чеканщики того времени не придавали ему большого значенья.
Он еще присмотрелся и сообщил:
– О-о, затертость на реверсе совсем современная. Еще: монеты эти делали строго по весу, и избыток убирали – вот как здесь, видишь, нет кусочка края. Это типично. Современный мастер данную особенность знал, но посмотри, как точно по линии сделано.
– То есть заложено уже в саму форму отливки?
– Правильнее, в штемпель.
Я уже знал разницу: литье – заливка металла в форму, штемпель же выдавливает изображение – здесь тот же принцип, что у обычной печати; где-то в середине XVI века штемпель стали крепить на стержень винтового пресса, а с конца того века стал распространяться изобретенный Леонардо да Винчи способ конвейерной штамповки на роликовом механизме.
– Любопытно, за что же заплатил он всё-таки жизнью. И он ли автор других тех монет?.. Не исключено, Сережа, на поприще этом трудится не один.
– Этот художник по классу медальерных искусств у Лялина учился.
– У Александра Павловича? – удивился граф. – Хм, способный, следовательно, был молодой человек. Профессор Лялин большая фигура, Императорские заказы имел, в ученики его попасть могли только немногие.
Лакей подошел с маленьким серебряным подносом, на котором лежал белый конверт.
Конверт был уже сбоку разрезан, граф вынул из него небольшой листок.
Пробежал очень быстро… и с ироническим оттенком улыбка явилась на мгновение в его лице.
– Мой преемник – нынешний генерал-губернатор – дозволяет мне лекцию в Московском университете о Чаадаеве.
– Дядя говорил, вы были с ним очень близки. Имя его, из-за запретов всяких, окутано тайной.
– А ты, Сережа, читал его знаменитое философическое письмо?
– Читал.