Первая – биологическая, которую несут в себе трупы граждан. Порезавшись во время вскрытия, можно хватануть какую-нибудь гадость, вроде гепатита. Случается, что покойный болел открытой формой туберкулеза, но плевал на нее и к врачам не ходил. Напряженно лечился сорокоградусной, так как других лекарств не знал, да и помер. И лег на секционный стол. В этом случае, чтобы подхватить туберкулезную эстафету, даже резаться-то не нужно. Достаточно просто ослабленного иммунитета.
Вторая вредность – химическая. Формалин и прочие реагенты, которые постоянно невольно приходится вдыхать работникам морга, незаметно точат организм, проверяя его на крепость. Государство Российское заботится о своих Харонах как может. Кроме финансовой компенсации, оно выдает нам молоко, нескончаемая белая река которого должна помочь справиться со всеми этими напастями. Вместо четырех отпускных недель в году санитар наслаждается свободой все шесть. Да и виртуальное время трудового стажа идет здесь быстрее, чем в офисной жизни. Год отработал – полтора записали.
На самом же деле гидра профессиональной вредности дневного санитара – о трех головах. Наша санитарская работа несет еще и психологический вред. День за днем людское горе вторгается в твое личное пространство, давя на подсознание. Привычная похоронная обстановка противна человеческой природе, даже если кажется, что ты ее не замечаешь. Но в многострадальной Российской державе это не принято принимать во внимание, ведь измерить моральный вред невозможно – слишком уж эфемерное понятие…
Зайдя в отделение, отчитался о собеседовании Петровой. А парням, которые остались без третьего санитара, пообещал побыстрее справиться с диспансеризацией.
– Да уж, не затягивай, – кивнул мне Бумажкин. – А то вдруг большой завоз случится, а мы с Вовкой вдвоем.
Что такое большой завоз, я знал еще по прежней похоронной работе. Обычно он происходит внезапно, вроде бы без видимых причин, но чаще всего во время резкой перемены погоды. Но иногда и на ровном месте. Уходя в субботу из отделения, чтобы насладиться законным воскресным выходным, ты видишь в холодильнике на 32 места всего пять-семь трупов. А когда подходишь к нему утром в понедельник – свободных мест нет, или почти нет. Говоря что-нибудь вроде «опаньки», с головой погружаешься в похоронный цейтнот, который стремительно закручивается с каждой минутой. Работающих на выдаче санитаров беспрерывно терзают телефонные и дверные звонки. И в трубке и за дверью – родня или ритуальные агенты, хлопочущие о предстоящих похоронах. С агентами проще. Они профи и быстро, четко задают конкретные вопросы, к тому же совершенно без эмоций. А вот родственники – тут сложнее. Их сбивчивые путаные вопросы требуют большого терпения и отнимают много времени в разгар напряженной работы. А иногда диалоги на пороге служебного входа бывают совершенно абсурдными.
Кое-как