Летом 1976 года В. П. Катаев рассказывал мне в своем доме в Переделкине о том Булгакове, каким предстал он перед «гудковцами» в начале 1920-х годов. И припомнил среди прочего, как изумился, когда Булгаков вдруг прочел наизусть конец «Господина из Сан-Франциско» Бунина.
«Блок, Бунин – они, по моим представлениям, для него не должны были существовать! Его литературные вкусы должны были кончаться где-то раньше…»
В известном смысле это так и было. Но чтение Бунина не прошло бесследно для Булгакова-писателя. Рассказ, процитированный им Катаеву наизусть, отразился в его творчестве не раз.
Сначала в «Белой гвардии» – прямо, открыто.
«…Перед Еленой остывающая чашка и “Господин из Сан-Франциско”. Затуманенные глаза, не видя, глядят на слова: “…мрак, океан, вьюгу”».
Это – финальные слова рассказа. Можно, пожалуй, установить и полные данные книги, лежащей перед Еленой, – скорей всего это первое книжное издание «Господина из Сан-Франциско», давшее название сборнику (М., 1916).
Рассказ отразится и во втором романе Булгакова – «Мастер и Маргарита», – уже прикровенно и гораздо более сложно.
У Бунина описывается океанский пароход, плывущий из Америки: «По вечерам этажи «Атлантиды» зияли во мраке как бы огненными несметными глазами, и великое множество слуг работало в поварских, судомойных и винных подвалах». Пассажиры обедают в ресторане – под звуки оркестра, затем танцуют. В начале одного из таких обедов – уже не на пароходе, а в отеле на острове Капри – умирает один из пассажиров «Атлантиды», весьма богатый «господин из Сан-Франциско».
Реакция на известие об этом описана так:
«…И многие вскакивали из-за еды, опрокидывая стулья, многие, бледнея, бежали к читальне, на всех языках раздавалось: “Что, что случилось?” – и никто не отвечал толком, никто не понимал ничего, так как люди и до сих пор еще больше всего дивятся и ни за что не хотят верить смерти. <…> Через четверть часа в отеле все кое-как пришло в порядок. Некоторые, возвратясь в столовую, дообедали, но, молча, с обиженными лицами <…> тарантеллу пришлось отменить, лишнее электричество потушено, большинство гостей ушло в пивную…» (курсив наш).
А затем гроб плывет в трюме той же «Атлантиды», где наверху вновь обедают и танцуют.
Вот эта ситуация из очень памятного Булгакову рассказа и найдет отражение в романе – в главе «Дело было в Грибоедове», даже с невольными дословными повторами.
«И вдруг за столиком вспорхнуло слово: “Берлиоз!!” Вдруг джаз развалился и затих, как будто кто-то хлопнул по нему кулаком. «Что, что, что, что?!!» – «Берлиоз!!!» И пошли вскакивать, пошли вскрикивать…».
В самой первой редакции этой главы (сожженной автором и частично нами восстановленной или реконструированной) совпадений еще больше: «<Так> как <ясно было всем, ч>то был погибший <Берлиоз… атеисто>м, ясно было, что <он, как всякий из посетит>елей Шалаша, <был далек от мысл>и о смерти» (курсив наш).
Гром музыки, крики официантов, звуки, доносящиеся из подсобных