– Да, от «Старухи с косой» не уйдёшь… мы сами путь такой выбрали, некого винить теперь.
Я ничего не ответил. Посидев немного в тишине, Витёк продолжил разговор:
– Как думаешь, ваши его?
– Без понятия, – пожал я плечами, – он опасался своего окружения. Мою бригаду последнее время усиливал… вообще, после Москвы вёл себя довольно странно.
– Ты сам, – не боишься? Если близкие Зелеха убрали, ты паровозом должен за ним пойти к праотцам небесным.
Конечно, я об этом думал не раз, но пока ничего не боялся: не чувствовал для себя близкой опасности.
– Не думаю Витя, у нас же не Москва. Если наши Юру убрали, тогда месяца три они выждут как минимум! Потом только постараются меня свалить. Мы же договорились с ними, как Лаки Лучано в своё время, – «Босса боссов больше не будет!» – жить начнём в «мире и согласии!» Каждый за собой оставляет то, что имел до смерти Зелеха, глобальные вопросы решать на совместной сходке из нас четверых, путём «голосования поднятой руки».
– И ты им поверил? – С иронией хмыкнул собеседник.
– Нет! Но, уверен: месяца три у меня есть. Это в случае если кто-то из наших троих авторитетов на Юрку руку поднял.
– Тю! Братан, а если не из ваших?! Ростовские, например, или Таганрогские?
– Тогда я им тем более, на фиг не нужен: ежу понятно, что место Зелеха мне не занять и его не заменить! – Сквозь хмельной смешок сделал я вывод.
– А ты возьми и замени, – Витёк прищурившись посмотрел в зашторенное окно, – сам-то этого хочешь?
– Честно? Я даже не знаю, чего сейчас хочу… вернее, нет, – знаю! Хочу, хотя бы дня три наедине с самим собой побыть. В полной тишине, – пару дней ни о чём не думать, вообще. Птичек вон слушать степных, а на третьи сутки собраться с мыслями и взяться свежими силами за решение проблем.
После моих слов москвич как-то резко отрезвел, налил немного водки, совсем на донышко, скорее ради символичности, нежели опьянения и когда мы выпили, глянув мне прямо в глаза, спросил:
– Братан, я так понимаю, у тебя есть такое место, где ты можешь побыть один и тебя никто не найдёт и, оно где-то в окрестностях этого городка?
– Ты прав, – недоумённо кивнул я, – конечно, есть! Чего спрашиваешь? Боишься здесь оставаться?
Закрыв глаза и несколько раз тяжело вздохнув, приятель ответил:
– За себя я давно не боюсь, – я уже умер! А после смерти Зелеха, топтать этот бренный мир мне осталось ой как немного, скоро на встречу к Иисусу, – он перекрестился, – помнишь, я фото дочери показывал тебе?
– На память не жалуюсь, – так и не понял я, к чему клонит Свиридов.
– За неё я боюсь. Раз Юрки нет больше, тогда тебе придётся открыться. Зелех должен был мне помочь, может вместе с тобой хотел это сделать, не знаю. Теперь остался только ты и, вся надежда лишь на тебя! Раз верил он тебе, –