Портрет и сейчас со мной.
Хотя все и всё понимали, мне даже при оформлении багажа предложил кто-то из служащих на таможне – вы уже скажите, чтобы слали его прямо в Штаты. Еще чего! Провокация – это и ежу понятно, это они, чтобы отменить «на законном основании» визу: мол, обманываете советскую власть! Как же, как же, так им и скажут…
Мой груз – это книги. Только книги. Да еще – в свободное пространство в одну из коробок я сумел впихнуть складной журнальный столик с полированной крышкой, приобретенный мной в «Детском мире» за несколько рублей, чтобы до отъезда дома оставалась хоть какая-то мебель – все остальное было раздарено друзьям, и мы с сыном уже несколько недель жили в пустой квартире, кровати мы отдали последними.
Зачем я прихватил этот столик с собой – сам Бог не ведает, думаю. Но рассказ-то мой сейчас не об этом. А вот о чем.
Вернемся после этого отступления, в год 98-й.
Москва, Шереметьево, таможня.
– И вообще – это привезено по приглашению ваших властей! Я же – груз просто сопровождаю.
Здесь мне пришлось несколько слукавить: последующую неделю я от нашего стенда почти не отходил. Еще бы – возле него постоянно толпились газетчики – журналисты, издатели и не только: за минуты до открытия выставки пожаловал – вскоре стало понятно, почему – тогдашний российский премьер Степашин в сопровождении причастного в то время к верховной власти царедворца Волошина.
– Не знаем, не знаем… – таможенники неторопливо похаживали вдоль замершей, как бы под тяжестью моих ящиков, конвейерной ленты.
– Ну, так и узнайте у вашего начальства, – нагло заявляю.
– И вообще, можете все это оставить у себя.
Аргумент подействовал: поняли они, что не по коммерческим делам этот гость здесь, и много с него не слупишь…
– Узнаем, узнаем… – На лице таможенника, до того выражавшем нарочитую деловитость, обозначилось разочарование ходом событий. Да и мне, утомленному долгим перелетом, торчать возле наших коробок еще неопределенное время совсем не хотелось.
– Ладно, давайте я вам заплачу – сотни хватит?
В 98-м году, когда этот диалог имел место, предложенная сотня составляла, думаю, двухнедельное жалованье моего собеседника. А то и больше. О, если бы я умел запечатлеть борьбу чувств, обуревавших парня, облаченного в серомышиную форму таможенника! А оставались-то мы с ним вдвоем возле замершей конвейерной ленты – мои ящики были выгружены последними. И наверное, не случайно – для серьезного разговора и чтоб поменьше посторонних.
Прошел еще час, я провел его невдалеке, дочитывая свежие российские газеты, прихваченные с рейса. Наконец, прибыли гонцы от руководства таможни, получившего к тому времени соответствующие разъяснения от организаторов конференции… Авторитетны все же власти на нашей родине.