Она ничего не требовала, даже не предлагала, но каждый мужчина, оказавшись с ней рядом, загорался страстным желанием жить и жаждой свершений.
– Вечеринку? Отличная мысль! – воскликнула Мона. – Обязательно приду – не забудьте меня пригласить! Хочу посмотреть на Майкла в окружении прекрасных дам!
– Многие из них работают на его землях, – ответил Стенли Гантер. – Мы рады, что он вернулся, хоть мне и известно, что он тоскует по армии.
– Он сильно хромает.
– Да, и боюсь, что хромота останется на всю жизнь, – ответил викарий. – Но он совершил настоящий подвиг, и я рад, что правительство оценило его по заслугам.
– О чем это вы? – поинтересовалась Мона.
– А разве вам не говорили? Он получил орден «За выдающиеся заслуги».
– Нет, я ничего об этом не слышала. А что он сделал?
– Уже раненный, прополз почти четверть мили к брошенному пулемету и с помощью лишь одного сержанта – того потом убили – сдерживал вражеские силы почти двадцать минут, пока не подоспело подкрепление и позиция не была спасена.
– Как это похоже на Майкла! – заметила Мона. – Он никогда не сдается. Кажется, ничто не способно его сломить.
– Гм… не знаю, никогда об этом не думал, – проговорил Стенли Гантер. – Впрочем, я вообще не большой знаток характеров и часто не понимаю людей, даже хорошо знакомых.
– Быть может, для некоторых из нас это и к лучшему, – с улыбкой ответила Мона; однако от викария не укрылось, что взгляд ее омрачился.
«Неужто и она боится людей?» – подумалось ему.
Как и все прочие, он привык думать, что Мона идет по жизни смеясь, словно актриса на сцене, не слушая ни аплодисментов, ни свиста зрителей.
Но сейчас он вдруг ощутил, что совсем ее не понимает. Хотел сказать ей что-то утешительное, ободряющее – и не мог найти слов.
«Ну и болван же я! – сердито думал он. – За ее внешней беззаботностью что-то кроется – быть может, какая-то трагедия, – а я ничего не могу понять!»
Удушающее чувство своей ничтожности нахлынуло на священника. Что он за пастырь душ, если самые обыкновенные люди из маленького деревенского прихода остаются для него тайной за семью печатями! Сжав кулаки, Стенли Гантер мысленно поклялся себе это исправить.
«Я не позволю всему этому взять надо мной верх!» – говорил он себе и в глубине души знал, что неопределенное «все это» следовало бы заменить местоимением в женском роде.
Он судорожно искал слова – и наконец нашел, хоть и не те, которые хотелось бы услышать Моне:
– Я часто вспоминаю вашу свадьбу. Это был прекрасный праздник для всей деревни.
– Правда? – ответила Мона, и горькая улыбка тронула ее губы.
Ничего там не было «прекрасного», и Стенли Гантер кривил душой. Свадьба Моны была шумной, роскошной – и фальшивой от начала до конца.
Поначалу они с Недом хотели пожениться тихо, без огласки. Точнее, этого хотела она, а Нед согласился с тем, что после всей газетной