Куда проще достать сведения из адресного стола, где регистрировался каждый, проживающий в столице. Ванзаров имел полное право вернуться в сыскную, направить запрос и получить ответ дня эдак через три. Но для этого он слишком спешил. Не поленился съездить на извозчике и уже через четверть часа имел на руках выписку. Балерина проживала в Коломне, от которой было рукой подать до ее театра.
Соблюдая форму, Ванзаров потребовал у дворника дома вызвать околоточного[4], который прибежал со всех ног, узнав о сыскной полиции. Втроем они отправились на последний этаж доходного дома. Хозяйка, у которой Остожская снимала комнату, была напугана таким визитом, поэтому была очень любезна. Сразу нашелся запасной ключ от комнаты. Ванзаров отпер замок в присутствии дворника и околоточного. Попросив их подождать, он вошел один.
Балерина не особенно заботилась о порядке. Вещи и платья находились там, куда их бросили. Дверца шкафа безвольно распахнута, в глубинах его виднелся исключительный хаос. Постель не застелена, одеяло наполовину лежало на полу. На туалетном столике среди обрывков бумажек, неимоверного количества склянок, баночек и россыпи дешевых украшений можно было спрятать что угодно. Кресло тоже использовалось как вешалка и место хранения дамского гардероба. Судя по засохшим корочкам хлеба с сыром, питалась балерина как птичка. Стены украшали не картинки и фотографии, а полинялые афиши. Подоконники были уставлены цветочными горшками, из которых торчали давно засохшие прутики. Пахло в комнате смесью пудры, духов и чего-то особо женского, что нельзя объяснить, но каждый холостой мужчина сразу узнает. В квартиру Остожская возвращалась только для того, чтобы поспать и привести себя в порядок, надеясь в скором времени перебраться в апартаменты, достойные ее.
Хозяйка вспомнила, что вчера, около пяти вечера, к Остожской прибегал какой-то посыльный, который принес конверт обычного размера, без подписи, но запечатанный. Откуда он взялся и где его найти, она не знала. Вроде бы первый попавшийся на улице мальчишка заработал пятак или гривенник. Разговорчивая дама тут же сообщила, что Остожская письму чрезвычайно обрадовалась, – так, что даже пела у себя и в коридоре. Убежала она около шести, сказав, что на спектакль торопится. Еще предупредила, чтоб ее не ждали и дверь запирали. Вернется только под утро. До сих пор не вернулась, видно загуляла. С кем и где, хозяйка достоверных сведений не имела, что ее очень расстраивало. Остожская, хоть и была легкомысленной стрекозой, но о кавалерах и прочих романтических чувствах говорить не любила. Даже рта не раскрывала. Только посмеивалась, обещая, что вскоре