– Вы-то что задумчивы, коллега! – спросил Аполлон Григорьевич, легонько ткнув Ванзарова локтем в бок. – Дело-то пустяковое.
– Не готов согласиться прямо сейчас, – ответил Ванзаров, подергивая ус.
– А не желаете провести эксперимент? – спросил Лебедев, изображая пальцами стреляющий револьвер.
– Хотите засадить в Каренина оставшиеся два патрона и посмотреть, что с ним будет?
– Интересная мысль, но результат мне известен. А вот есть другая цель: установить, насколько в швейцарской слышны выстрелы. Сделаем так. Я сейчас пристава попрошу пальнуть раза два-три из его табельного оружия, а мы с вами в швейцарской и послушаем. Хозяин не будет против, ему не до того. Давайте, жутко интересно!
– Не вижу смысла. Если мы что-то услышим, это ничего не докажет. Швейцар спал, к тому же он туговат на ухо. Что с картиной?
– Наверняка скажу только после лаборатории, – ответил Лебедев. – Но думаю…
– Ее вырезали ножом для бумаг. Так?
Лебедев изобразил нечто вроде взмаха платком.
– Аполлон Григорьевич, вы случайно не забыли сообщить мне какую-нибудь несущественную мелочь?
Криминалист изобразил глубокое изумление и полную невинность.
– Ну, если желаете испортить уже раскрытое дело, – сказал он. – Тогда должен сообщить: между смертью балерины и пожилого господина прошло не меньше трех часов.
– Балерина Остожская убита около десяти вечера, – начал Ванзаров.
Лебедев подтвердил этот факт, хотя сделал это без всякого энтузиазма.
– В таком случае старый Каренин был убит глубоко за полночь?
– Или немного позже, – согласился Аполлон Григорьевич.
– А вы молчали? – спросил Ванзаров столь вежливо, что криминалист окончательно погрустнел.
– Ну, зачем вам осложнения, и так ведь все очевидно, – все же попытался оправдаться он.
– Это не осложнения. Это другая картина преступления. Совершенно другая. Аполлон Григорьевич, я не верю своим глазам. Как вы смогли? Зачем?
На этот вопрос Лебедев и сам ответить бы не мог. Какая-то невероятная глупость, – ему так захотелось Ванзарову с блеском, не сходя с места, раскрыть двойное убийство, что заставил себя не замечать очевидное.
– Надеюсь, больше не припасли сюрпризов? – спросил Ванзаров.
Лебедев печально крякнул, признавая собственную промашку и тем прося снисхождения.
В прихожую спустился Серж. Он был застегнут на все пуговицы и старался изо всех сил держаться с достоинством, при этом часто-часто сжимая и разжимая пальцы.
– Арестуете меня уже сейчас? – спросил он.
Ванзаров не видел в этом необходимости. Серж не поверил такому чуду, он готовил себя к тюремным казематам. Ничего иного от беспощадного чиновника полиции он