Грэм решила, что это хорошая идея.
– Это может сработать, – сказала она, и глаза у нее заблестели в первый раз с тех пор, как она начала исчезать. – Отличная идея, это и правда может сработать.
Но думаю, Грэм любая идея показалась бы хорошей, потому что она таяла с каждой минутой.
Я попытался рассмешить Грэм, сказав, что у нее исчезли уши – ушей у нее никогда не было, – но Грэм даже не улыбнулась. Ей страшно. Она говорит, что сегодня чувствует себя уже почти нереальной, как будто вот-вот уплывет по небу далеко-далеко. Я начал рассказывать ей про спутники в космосе, что у них может снизиться орбита и тогда они тоже уплывают далеко. Я рассказывал про спутники, чтобы понять, что она чувствует, но потом перестал.
Не думаю, что Грэм интересно говорить про спутники.
Макс рассказал мне про снижение орбит в прошлом году. Он читал про спутники. Мне повезло, что Макс умный и много читает, так что я тоже многое знаю. Вот почему я знаю, что половина от двенадцати – шесть, а спутники могут сойти с орбиты и уплыть в космос.
Я очень рад, что мой друг Макс, а не Меган. Меган даже не может правильно написать слово «корабль».
Итак, мы составили список проблем Меган. Мы, конечно, не написали его на бумаге, потому что ни я, ни Грэм не можем взять в руки карандаш. Но список получился коротким, и мы смогли его запомнить.
Заикается, когда нервничает.
Боится темноты.
Пишет с ошибками.
Не умеет завязывать шнурки.
Каждый раз перед сном закатывает истерики.
Не умеет застегивать молнию на куртке.
Не может кинуть мяч дальше питчера.
Список не очень-то хороший, потому что Грэм тут мало чему может помочь. Если бы Грэм умела застегивать молнии или завязывать шнурки, она помогала бы Меган, но она не может. Мне знаком только один воображаемый друг, который умеет дотрагиваться до вещей, но он нам не помог бы, даже если бы я его умолял.
Кроме того, я слишком его боюсь, чтобы к нему обращаться.
Что такое «закатывать истерики» я не знал, и Грэм пришлось мне это объяснить. Я так понял, что это похоже на Максовы зависания. Меган не любит ложиться спать, и потому, когда ее мама говорит, что пора чистить зубы, она начинает кричать и топать ногами. Иногда папе Меган даже приходится брать ее на руки и нести в ванную.
– Это каждый вечер? – спрашиваю я у Грэм.
– Ага. Она делается вся красная, потная и потом начинает плакать. Очень часто она плачет, пока не уснет. Мне ее жалко. Ни я, ни родители Меган ничего не можем с этим поделать.
– Надо же, – говорю я, потому что не могу себе представить, до чего же, наверное, противно каждый вечер слушать истерики.
Макс зависает не очень часто, но, когда это случается, он как будто молча закатывает себе истерику. Он молчит, сжимает кулаки и дрожит. Но он хоть не краснеет, не потеет и не рыдает. Внутри, может, и рыдает, но снаружи это выглядит так, как будто он просто застыл. Иногда очень надолго.
Но, по крайней мере, он делает это тихо и никому не мешает. И уж не каждый вечер из-за того, что пора ложиться. Макс любит ложиться спать, когда подходит