Прошла пара томительных тягучих минут. По-прежнему ничего не происходило. Антон почувствовал, что начинает дубеть от холода, и потихоньку зашевелился.
– Замри, мудило! Не двигайся! – шикнул на него Чеботарь.
Не успел он закончить фразу, как над березой что-то громко зашелестело. Будто большая стая крякашей[12] заполошно пронеслась над ними на бреющем. Антона вдруг обуял какой-то дикий животный страх. Он явственно услышал, как его собственные зубы самопроизвольно пустились в пляс, застучали мелко и дробно. Антон судорожно вздохнул и, вопреки всякому здравому смыслу, крепко зажмурился. Таким вот наивным, нехитрым способом мальчишка, перепуганный насмерть, пытается уберечься от страшного наваждения.
Снова что-то громко зашелестело. Теперь уже гораздо ближе. Но на этом все и закончилось. Ни единый звук не нарушал больше мертвой предрассветной тишины. Какое-то время коленки Антона еще слегка подрагивали, кровь колотила в висках, но с каждой минутой все реже и реже.
«Да, точно, крякаши! – потихоньку засветилось в его мозгах, снова обретающих способность трезво мыслить. – Именно утки! А я тут, как дурак последний, труса праздную?!»
Антон распахнул веки, огляделся и звучно выдохнул. Ни единой неведомой опасной живой твари в пределах видимости, естественно, не наблюдалось.
«Да и откуда ей, на хрен, взяться в этой тайге, давно исхоженной вдоль и поперек?!» – прикинул он.
– Вот же твою мать!.. – жалко проскулил Чеботарь, все еще тупо, по-детски, подливая маслица в огонь, горевший в его душе. – Показался[13] нам, сучий потрох! Все ж таки вылез!..
– Кто показался? О ком ты говоришь? – перебил его словоизлияния Антон, раздраженно сдирая с себя телефонный кабель. – Да я лично никого и не видел.
– Вот и все! Теперь нам хана! Он ни за что нас не отпустит! – не обратив никакого внимания на его слова, продолжил гнуть свое Чеботарь, выдрал руку из-под провода, вдруг истово троекратно перекрестился и запричитал: – Свят, свят, свят!.. Спаси мя, грешного!
Вышло это у него настолько банально, по-киношному, что Антон отвернулся, пряча едкую усмешку, и подумал: «Дает, блин, мужик! Большой театр тут просто отдыхает!»
Освободившись от провода, поежившись, он торопливо засеменил к костру, только теперь ощутив, как капитально успел продрогнуть за время нелепого театрального действа, навязанного мутным мужиком. Антон посмотрел на давно потухшие, залитые ухою угли, и едва сдержал ядреный матерок.
«Вот же подарочек! Теперь же все опять разжигать придется! Ну и поиграл, придурок!»
– Собирайся быстро! – рявкнул над ухом Чеботарь.
Антон вздрогнул от неожиданности, резко развернулся к нему лицом.
– Да никуда я с тобой не пойду! Никуда! Вали один… – вспылил было он, но оборвал себя, наткнувшись на взгляд чужака, полыхающий злобой.
В горле засвербело.
«А