Пушкин как никогда понимает, что, оставаясь при дворе, он утрачивает не только независимость, но и остатки самоуважения. Опять появляются мечта о жизни вне Петербурга. «Пушкин в восхищении от деревенской жизни и говорит, что это вызывает в нем желание там остаться. Но его жена не имеет к этому никакого желания, и потом – его не отпустят» (А.Н. Вульф – Е.Н. Вревской, 24 мая 1835 г.).
Понимая все это, Пушкин пускается на хитрость – вновь затевает переписку с Бенкендрофом, но уже не об отставке, а о длительном отпуске, под предлогом тяжелого финансового положения. Формально он прав, поскольку придворная жизнь его супруги наносила семье по ежегодно 15 000 рублей чистого убытка. «Император, удостоив взять меня на свою службу, сделал милость определить мне жалование в 5 000 рублей. Эта сумма огромна, но тем не менее не хватает мне для проживания в Петербурге, где я принужден тратить 25 000 рублей и иметь, чтоб заплатить свои долги, устроить свои семейные дела и, наконец, получить свободу отдаться без забот моим работам и занятиям. За четыре года, как я женат, я сделал долгов на 60000 рублей» (черновик письма Пушкина Бенкендрофу, июль 1835 г.).
Демарш Пушкина встретил издевательскую реакцию царя: испрашиваемый отпуск был сокращен с четырех лет до четырех месяцев, а кредит составил всего 30 000 рублей, с погашением за счет удержания жалования. Иными словами, хотя Пушкин и мог царским кредитом покрыть половину накопившихся долгов, но зато лишался зарплаты за и без того унизительное камер-юнкерство. Блистательную Натали финансовые вопросы семьи в это время почему-то не волновали, а отказ мужу в длительном отпуске был на руку. «Вчера Александр со своей женой посетил меня. Они уже больше не едут в нижегородскую деревню, как располагал monsieur, потому что madame не хочет об этом слышать. Он удовольствуется тем, что поедет в Тригорское, а она не тронется из Петербурга».(О. С. Павлищева – мужу, 31 августа 1835 г., из Павловска).
Итак, царская «милость» не позволила поправить материальное положение, а в урезанный отпуск по «милости» (капризу) жены пришлось ехать одному. Конечно, он мог настоять, потребовать сопровождать его, но Пушкин уже боялся показаться смешным. Его самолюбие было воспалено до крайности. Однако, мадам Н.Н. не щадила ни мужа, ни его самолюбия, демонстративно перестав ему писать из Петербурга. Несчастный ревнивец сначала думал, что его «ангел» не может найти адреса, а затем, совсем потеряв голову, все бросил и примчался в Петербург, где застал жену веселой, в полном здравии, да еще и беременной. «Она так изящно одевается. Что до меня, то у меня