Политические лидеры никогда не могут всем угодить. Я за границей живу уже несколько десятилетий. В Англии кто-то ругает Черчилля, а кто-то обожает. Так же в Америке Рузвельта – кто возносит, а кто считает чуть ли не криминалом. То же во Франции с де Голлем. Это судьба политического деятеля. Так что для меня не имеет значения, кто как его называет. Да говорите что угодно. Меня это не трогает. «Психология преступника», – ругает кто-то, а рядом кто-то безмерно хвалит. Мне нужно сохранить свое собственное мнение. Мы в семье знали его таким, каким мало кто его знал.
Конечно, он был диктатором. Да, и де Голль был диктатором, Троцкий был диктатором военным, и Мао, и Кастро… Как в то время можно было без диктатуры, да еще в такой огромной стране?
И, безусловно, он был человек военный. Я думаю, для моего отца было легче в годы войны. Он был талантливым организатором. Умел найти умных людей, собрать их. Он каждого знал. Знал, что человек делает, что от него можно получить. Четыре года войны были его расцветом. Работал он сутками. Я не знаю, когда отец спал, потому что все время были телефонные звонки, донесения, доклады, бесконечные совещания, разборы операций, их планирование…
А когда война кончилась, он заболел. У него сразу после сильнейшего нервного и умственного напряжения наступил спад. Ему было 56 лет, когда война кончилась, и в 1946 году он очень болел. Мне, конечно, ни слова не сказали, скрывали. Великая тайна даже от меня. Непонятно почему. Я от Ждановых узнала. Все думали, что отец умрет, а Жданов его заменит. Жданов боялся этого как огня. У него было больное сердце. Он молился, чтобы отец выжил.
Еще помню, что в 1942 году в Москву приезжал Черчилль. В один из дней мне велели быть к обеду дома. Отец захотел представить меня Черчиллю. Мне очень хотелось поговорить с ним по-английски. Я прилично знала язык, но была достаточно робкой. Так и не решилась. Еще я не знала, понравиться ли это отцу. А он был с гостем чрезвычайно радушен и гостеприимен. Такое расположение духа очаровывало всех. Он сказал: «Это моя дочь». Потрепал меня по голове и добавил: «Рыжая». Уинстон Черчилль заулыбался и сказал, что в детстве тоже был рыжим, а теперь вот – он ткнул сигарой в свою облысевшую голову. Потом сказал, что его дочь служит в Королевских военно-воздушных силах. Со мной было покончено. Разговор пошел о самолетах, пушках и прочих военных делах. Мне дали долго слушать. Отец поцеловал меня и сказал, что могу идти заниматься своими делами.
Почему ему захотелось показать меня Черчиллю? Теперь я понимаю, что ему хотелось выглядеть обыкновенным человеком. Черчилль был ему симпатичен. Я это заметила.
А после войны начались темные годы: «холодная война». Опять новая волна доносов, арестов, посадок. Я жду и очень надеюсь, что Правительство российское, как вы его теперь называете, выйдет с какой-то объективной оценкой истории. Объяснят роль Берии и всего Политбюро. Все несут ответственность. Почему один Сталин?