Нет силы завернуть мне резко лошадей, идет по кругу.
А через пару дней райком прислал двоих,
Хотели за вредительство мне припаять статейку.
Хоть восемь мне – я сын жены врага для них,
Ну, ничего, Бог спас – не сел я на скамейку.
Я Фердинанд – ведь имя-то врага напоминает,
А ничего, там бочка дегтя есть,
В нее меня, малышку, с головою окунают.
Из бочки вон бросают – ну ни встать, ни сесть.
А деготь ведь для глаз полнейший яд!
Глаза мои! Весь смехом я обсмеян,
Спасли. Промыли – здесь помог мне брат,
И маминым теплом, заботой я обвеян.
Весна, разлив, местами лед стоит,
А подо льдом, как под стеклом, видна.
И щука плавает, и карп, и линь лежит.
Там прошлогодняя просвечивает зеленью трава.
Пешнею лед пробьешь – и вынимай руками,
И в ямах плавником топорщится там ерш,
И сом лениво шевелит усами,
По ямам всех разлив туда занес.
Спасибо Богу, рыба есть, а пищи нет другой,
За ней в чувашскую деревню посылали,
В листе капустном масло со слезой,
А что трахома у крестьян – того не знали.
Трахома – страшная болезнь для глаз.
Но как-то пронесло, и мы не заболели,
И сливочное масло то, немногое для нас,
Я, мама, брат, Анюта быстро съели.
Вот так и выжили, а в сорок третьем дальнем
На полный риск поехали в Москву – суровою порой.
Запрещено – прописки нет и карточек на пропитанье,
Решила мама, все – домой, домой, домой.
Дорога на Москву не заняла четыре дня.
Два месяца те восемьсот мы ехали обратно.
Конвой вышвыривал из угольных платформ тогда,
Почти назад в Михайловку мы возвращались так-то.
Приехали – квартира запечатана, чужая мебель там.
Мы в коридоре месяцами ночевали, и надежда вся потухла.
Как выжили, не знаю – с горем пополам
От голода вдруг мама вся опухла.
Мы – нелегальщина, и карточки не для нее,
Истопником устроилась работать мама,
И тонны уголька бросала день и ночь
В пасть ненасытной той печи несчастная упрямо.
Мой брат устроился учеником у ювелира,
И к ювелиру генерал зашел тогда.
Просил фашистский крест он припаять – да без задира,
На золотую табакерку, и крепко припаять, и навсегда.
У ювелира лысого все волосы поднялись дыбом,
Фашистскую эмблему припаять на портсигар!
Ну, подмастерью сунуть – пусть паяет мигом,
А самому такое сделать – за решетку иль удар.
Ну, припаял, пришло для нас спасенье —
Четыре литра жира рыбьего он подарил тогда,
Они спасли нас: мы поправились – отъелись,
И блага этого, и генерала не забудем никогда.
Ну, выжили – и всем передаем привет!
Два брата. У обоих – высшее образованье.
И