– Это я.
– Анаис Шатле. Капитан судебной полиции Бордо. Я хотела бы поговорить с вами о Филиппе Дюрюи.
– А, Филипп! Понимаю…
Он поставил ногу на скамейку и принялся завязывать шнурок. Творившаяся вокруг суета его словно не касалась. Анаис выждала несколько секунд.
Доктор перешел ко второму ботинку:
– У него что, неприятности?
– Он умер.
– Передоз?
– Именно.
Тио выпрямился и медленно, с видом фаталиста, покачал головой.
– Кажется, новость вас не слишком удивила.
– Зная, что он вкалывал себе в вены, удивляться не приходится.
– Вы выписывали ему субутекс. Он что, пытался соскочить?
– У него были периоды улучшения и ухудшения. Когда он был у меня в последний раз, мы дошли до четырех миллиграммов препарата. Выглядел он совсем неплохо, но особых надежд я не питал. И вот доказательство…
Врач натянул пальто из плотной шерсти.
– Когда вы видели Филиппа в последний раз?
– Мне надо посмотреть свои записи. Примерно две недели назад.
– Что вам о нем известно?
– Не много. Раз в месяц он приходил на прием в диспансер. Собаку оставлял на улице. О себе особо не распространялся.
– Как в диспансер? Разве вы принимали его не у себя в кабинете?
Он застегнул деревянные пуговицы и задернул молнию спортивной сумки.
– Нет. По четвергам я дежурю в квартале Сен-Мишель. В МПЦ. Это медико-психологический центр.
У Анаис и так плохо укладывалось в голове, как этот лощеный буржуа соглашался впустить к себе в кабинет такого грязного побирушку, как Филипп Дюрюи. Но вообразить, что доктор Тио ведет в обшарпанном помещении диспансера прием местных отбросов общества, – нет, это было выше ее сил.
Он как будто прочитал ее мысли:
– Вас удивляет, что такой врач, как я, соглашается на дежурства в диспансере. Можете считать, что я делаю это для очистки совести.
Он произнес это с нескрываемой иронией в голосе. Анаис чувствовала, как в ней поднимается волна раздражения. Царящий в раздевалке гомон мешал ей собраться с мыслями. Звуки, издаваемые этим стадом торжествующих самцов, счастливых, что они вместе, что могут смаковать сознание своей силы и богатства, так и лезли в уши.
Тио меж тем продолжил:
– Для вас, полицейских, да и вообще для всех левых, мы являемся источником всех зол. Что бы мы ни делали, мы всегда не правы. Ибо нами движет исключительно корысть или буржуазное лицемерие.
Он направился к выходу, на прощание помахав рукой кое-кому из спортсменов. Анаис догнала его:
– Филипп Дюрюи когда-нибудь рассказывал вам о своих родных?
– Не думаю, чтобы у него была родня. Мне он, во всяком случае, ничего такого не говорил.
– А друзья?
– И друзей не