Он подскочил к пролетке и помог Слащёву спуститься на землю. Не переставая улыбаться и кланяться, он представился:
– Меня зовут Мустафа Эфенди. Для вас – просто Мустафа, – и спросил: – Господин желает только переночевать или…
– И «или» тоже. Если мне все здесь понравится, поживем у вас какое-то время. Месяц или, быть может, год.
– Понравится. Уверен, очень понравится. Все, кто жил у меня…
– Сколько? – прервал рекламные словоизлияния Мустафы Слащёв.
– Вы же еще не видели апартаментов.
– Но я еще ничего здесь не видел. Не с чем сравнивать.
– Вас трое? – переходя на деловой тон, спросил Мустафа.
– Шестеро. Я, жена, дочь Маруся, денщик Пантелей, кот Барон и филин Яшка, – загибая пальцы, пересчитал Слащёв. – Всего шестеро.
– Вы – веселый человек, – сказал Мустафа. – Я люблю веселых.
– Короче, сколько?
– Вы мне понравились. Пятьдесят лир в сутки.
– Вот теперь я хочу посмотреть, стоит ли то, что ты мне предлагаешь, пятьдесят лир, – и Слащёв двинулся на хозяина.
Мустафа посторонился, пропуская Слащёва впереди себя.
Двор был большой, одной стороной он спускался к Золотому Рогу. Вдоль берегов, по обеим сторонам, вперемешку стояли на якорях военные и торговые корабли.
– Твой флот, Мустафа? – пошутил Слащёв. – С кем воевать собираешься?
– Мы – народ мирный. Мы не любим воевать.
– А в пятнадцатом, на Галлиполийском полуострове?
– Ну, если на нас нападают, – они прошли мимо беседки, оплетенной виноградной лозой, Мустафа мимоходом сказал: – Если доживете у меня до весны, здесь, в этой беседке, проведете лучшие дни своей жизни. Здесь очень красиво, но особенно весной.
От беседки они прошли к беленькому, почти что игрушечному домику, одному из трех, стоящих на территории двора.
– Пройдемте сюда. Я думаю, в этом домике вам будет уютно.
Домик и в самом деле был чистенький, вероятно, только построенный. Мебель тоже была новая, недавно сюда завезенная.
Когда они вновь вышли во двор, Мустафа спросил:
– Так что вы скажете мне теперь?
– Не «Империал», – с некоторым пренебрежением сказал Слащёв. Он помнил, что у него в кармане нет даже пятидесяти лир, чтобы заплатить за сегодняшнюю ночь.
– Но и пятьдесят лир – это не сто, которые вы бы платили в «Империале» за самый дешевый номер, – Мустафа огорченно покачал головой. – Я понимаю: вы – генерал. Вы избалованы большими деньгами и роскошными апартаментами.
Слащёв понял, что в своем стремлении сбить цену он перестарался. И поэтому сказал:
– Нет, почему же! Жить, конечно, можно, но…
– Я вас понял! Сорок лир в сутки! И не будем больше торговаться! – торжественно провозгласил Мустафа, и добавил: – Сбавляю цену только потому, что вы