«На этот раз пронесло, – перевел дух Культяпый, наблюдая за тем, как татарские башибузуки скрываются за поворотом реки, текущей в сторону крепости. – А денег снова не дали, проклятые нехристи!..»
Но успокаиваться ему было рано. Через несколько мгновений его снова со всех сторон окружили всадники. На этот раз это были не татары, а станичники из сторожевой службы. Да только для Культяпого теперь было все едино – что свои, что чужие. Он был сам по себе и себе на уме.
– Александр был храбр, да от худого умре… – с болью в голосе произнес худощавый седовласый человек с опущенными книзу усами, бережно поднявший отсеченную человеческую голову. – Клянусь, друже, что крымчаки еще страшно поплатятся за твою погибель!
Передав голову одному из станичников, Прохор Безверхий, а это был он, обратил гневный взор на предателя Культяпого.
– Говори, пес смердячий, что поведали тебе наши враги крымчаки!
– Они будут проверять мои слова о подходе к крепости большой силы, – заискивающе заглядывая в глаза Безверхому, проговорил Культяпый.
– Не поверили тебе? И правильно. Я б такой собаке тоже не поверил, но аминем беса не отбудешь. Будем уповать на помощь Господнею. А тебя, писарь, я передам в руки твоего начальника Шеина. Пусть сам решает судьбу такой мрази, как ты…
«Значит, еще поживу, – удовлетворенно подумал Культяпый. – С молодым воеводой всегда можно договориться, ведь не даром ему обо мне распинался старый воевода, как о самом лучшем писаре во всем уезде. За это, правда, пришлось хорошо ему заплатить…»
Главный воевода порубежной крепости Мценск, стоявшей на опасном для Москвы татарском шляхе, взобрался на самую высокую башню и смотрел на пылающий шар заходящего солнца. Высокого роста, широкоплечий молодец двадцати пяти лет отроду с обветренным и загорелым лицом, выдававшим в нем служилого дворянина, проводившего большую часть жизни под открытым небом, внешне разительно отличался от нежных отпрысков благородных фамилий, получавших чины и звания в непосредственной близости от царской персоны.
Он смотрел вдаль, но видел не леса и поля, а ту картину, что рисовалась перед его внутренним взором. Он «видел» устье небольшой речушки, впадавшей в огромную реку, больше похожую на море, поскольку другого берега было не видно. Только вода и небо. А еще огромное воспаленное солнце, окунавшее свой лик в прохладные бездны великой русской реки, на берегах которой он родился и где прошли его младые годы. «Отныне так будет всегда, – поклялся перед самим собой молодой воевода Михаил Шеин, – во времена утрат и потерь я буду видеть себя юным и непорочным, аки ангел Господень, каким был много лет назад, когда стоял на лесном обрыве и смотрел на Волгу, будто паря над суетой бытия. Только это дает ощущение правды и прибавляет сил…»
От размышлений воеводу отвлек небольшой отряд всадников, отделившихся от кромки леса и направившихся к воротам крепости.
– К нам гости! – предупредил Шеин охрану.
– То