– Лидию Петровну Кольцову.
– В таком случае проходите. Кольцова – это я.
– Очень хорошо. Вас-то мне и нужно, – сказал Нестеров первые пришедшие на ум слова, испытывая еще большее стеснение в груди, чем две минуты назад.
– Проходите, пожалуйста, и раздевайтесь вот здесь. А потом прошу пройти сюда.
Отступив на полшага в сторону, женщина пропустила Нестерова в сумрачный коридор, в углу которого стояла круглая вешалка. Не дожидаясь, когда он снимет плащ и кепку, женщина распахнула дверь в комнату и скрылась в ней.
– Пожалуйста, проходите! Проходите сюда! – В ее голосе Нестерову послышалось скрытое волнение.
Нестеров не спеша разделся, вошел в большую комнату с широкими, светлыми окнами. Женщина стояла возле стола в настороженной позе. В круглых серых глазах плескалась тревога. Она прикусила губы, безвольные руки повисли на бедрах, одно плечо поднялось, а второе, наоборот, опустилось. Внутреннее ожидание чего-то крайне необыкновенного сковало ее с ног до головы.
– Здравствуйте, Лидия Петровна, – произнес Нестеров сдавленным голосом, перебарывая стеснение.
– Здравствуйте. Кто вы? Я где-то вас видела. Убеждена, – скороговоркой сказала женщина, присматриваясь к Нестерову, окидывая взглядом его плотную фигуру и с мучительным напряжением вспоминая, где и когда она встречалась с этим человеком.
– Ошибаетесь, Лидия Петровна. Мы с вами никогда не встречались. Нестеров я, Михаил Иванович, а для вас просто Михаил или Миша, друг вашего мужа, Степана, Степы Кольцова.
– Нестеров?! Тот самый Мишель, о котором с такой лаской писал Степа?.. Присаживайтесь, пожалуйста! Вот здесь, вот сюда. Я знаю вас, знаю по фотографиям. Степа присылал. Как же вы у нас оказались? И когда? И надолго ли?.. – Зардевшись и приходя в состояние какого-то бесцельного суетного движения, говорила Лидия Петровна.
– Спасибо, я присяду и отвечу на все ваши вопросы, – сказал Нестеров и, шагнув в глубь комнаты, придвинул к себе стул.
Но это не успокоило женщину. Ей почему-то не хватало сейчас сил остановить себя, и она выскочила из комнаты, на ходу сказав:
– Извините, я поищу маму.
Послышался скрип дверей в глубине квартиры, стукоток, беготня, и вдруг все смолкло.
Нестеров осмотрелся. Он сидел в квадратной просторной комнате, заставленной обветшалой мебелью: потертый комод, залоснившийся диван, просевшее кресло, в простенке – столик с аккуратными стопками книг. Над столиком в рамке портрет Степана. Снимок один из последних: свисающий на лоб чуб, сильные складки от носа к подбородку, в прищуре темных глаз, устремленных в какую-то безвестность, усталость и тоска, как бы предчувствие неизбежности смерти, уже поджидавшей его. Тугой воротник гимнастерки с расстегнутой верхней пуговицей, чуть свисшие с плеч полевые погоны с малозаметными двумя просветами и двумя большими звездами возле кромок.
Он был снят на фоне