И опять Яхонтова кольнуло в сердце.
Валентина, краснея, уткнулась в бумаги, но тотчас же оправилась и строго, без улыбки и слов, взглянула на Василия снизу вверх.
Он перестал смеяться. И только когда они вышли на улицу, виновато сказал:
– А колючая деваха, разъязви ее!
– Да, – угрюмо усмехнулся Яхонтов, – без рукавиц тут обожжешь руки.
– Колючая, – повторил Василий. – Но, знаешь, из нее будет толк.
– Если мы отнесемся по-человечески…
В дверях мастерских они встретили шатающегося от усталости Качуру. Он засеменил к ним, закашлялся, замахал руками, и сонное его лицо залилось румянцем.
Когда прошел припадок кашля, он потянул их за руку в подвальную кладовую, куда возчики скатывали бочки с керосином и мазутом. За ними, как и всегда, хвостом прирастала толпа рабочих, не пристроенных еще к делу. Дверь кладовой зияла черной пастью, и вместе с паром оттуда несся запах плесени и нефти.
– Вот гостинец так гостинец! – твердил он, спускаясь на самое дно подвала.
Они прошли в угол, освещенный стеариновой свечой, и остановились перед раскупоренными четырьмя ящиками, из которых виднелись груды круглого железа.
– Вот они, новенькие! – захлебывался Качура. – И краска с ящиков не слиняла. Думал я, думал и вот только сегодня сон в руку пришелся… На заре в голову пришло. И вот они, как конфетки!.. А ведь я думал – нет у нас таких… Посмотрите, как игрушечки, ядят их егорьевы собаки… Нет, увольте, не могу я нести такую работу, голова разжижела, братцы. Я драгер и шахтер, а вы меня – пайку распределять…
Послышался обеденный гудок. Паровой молот умолк, и сразу стало тихо. Рабочие небольшими кучками сходились в черное отверстие.
Большой запас нужного железа!
Это – большое чудо: старое, проржавленное, было ненадежно, и поэтому многие плохо верили в пуск драг, а теперь вот разрешались, рассеивались сомнения…
– Ай да рудком!
– Качать рудком!
Около самых дверей сбились, зашарашились и над головами толпы взлетели лохмотья Качуры, в которых не было видно самого Качуры, и казалось, что взлетело кверху огородное пугало, а не человек.
На рокот и взрывы людской радости ревом отзывались темные хребты. И будто не здесь, а там, в лесных ветвях, плескались и прятались звуки людских голосов.
Яхонтов вышел из подвала последним и, отряхивая с дохи насевшую плесень, улыбался, показывая белые ровные зубы.
– Там еще оказались телефонные аппараты и провода! – сказал он подошедшему Василию.
– Обтянем тайгу веревочками… Это тебе не верховой нарочный, и никакие распутья не причинят нам бессонницы!
– Сегодня же приготовь лошадей на Баяхту, – сказал Василий Залетову, останавливая его за руку.
Секретарь взял под козырек и, повернувшись по-военному,