Не зря Хорхе Луис Борхес высмеял эту классификацию в своем эссе «Аналитический язык Джона Уилкинса»[15], сравнив ее с работой неизвестного китайского энциклопедиста, якобы написавшего: «Животные делятся на: а) принадлежащих Императору, б) набальзамированных, в) прирученных, г) молочных поросят, д) сирен, е) сказочных, ж) бродячих собак, з) включенных в эту классификацию, и) бегающих как сумасшедшие, к) бесчисленных, л) нарисованных тончайшей кистью из верблюжьей шерсти, м) прочих, н) разбивших цветочную вазу, о) похожих издали на мух».
Уилкинс, в отличие от предшественников, немало места уделил грамматике: «семантика вещей», или классификация предметов-явлений, у него отражает структуру мира, а «натуральная грамматика», «грамматика вещей» – мыслительные процессы. Грамматики естественных языков для него – ограниченные и деформированные версии натуральной, которую необходимо восстановить и которая покончит с избыточностью, двусмысленностью и нерациональностью естественных наречий.
Этой задаче посвящена третья часть трактата, но, несмотря на все усилия, автор не смог описать нечто целостное: он изложил отдельные куски, не связанные в систему. Однако выдал некоторое количество оригинальных мыслей: например, попытался избавиться от глаголов, поскольку в его языке всего две части речи: частицы и интегралы.
К интегралам («значащая» часть речи) относятся существительные, прилагательные, деепричастия. К частицам («со-значащая» часть речи) – предлоги, союзы, артикли, различные показатели, в том числе соединительный, обозначающий «есмь». Именно он используется, чтобы заменить те глаголы, которые не содержатся в одной из базовых категорий.
Вместо «я ныряю» на языке Уилкинса можно сказать «я есмь ныряющий».
Глаголы же, присутствующие в таблице, например «делать», берутся из нее в виде корня, и к нему присоединяются показатели, говорящие, кто, что, когда и с кем делает. Получается интеграл, который можно дополнять разными частицами, чтобы создать однозначное высказывание.
Просто, рационально? Есть сомнения…
Уилкинс, надо отдать ему должное, попытался отойти от знакомых ему грамматик: английской и латыни, но их влияния все же не избежал. Артикли у него английские, порядок слов тоже, система времен и падежей копирует латинскую, только она еще более сложная, по некоторым подсчетам[16], у каждого глагола, вроде бы несуществующего, получалось 360 форм.
Это уж точно не просто.
А если еще упомянуть, что Уилкинс придумал такую штуку, как «трансцедентальные частицы» (числом 48), которые позволяют модифицировать смысл слова: меняют пол действующего лица, обозначают сходство, отношения причины и следствия и так далее, то становится совсем грустно.
Естественно, не забыл автор и о пазиграфии: для письменной речи предназначались особые знаки общим числом 58, относящиеся к упомянутым выше категориям его таблицы, каждый представлял собой черту особой изогнутой