Число 3 символизирует планету Юпитер и является началом так называемого главного ряда, который пробегает все числа от 3 до 9 (3, 6, 9, и все их суммы).
Ольга Рейн
Скажи, что мы не умрем
Облака потрепало и пригладило ветром так, что в свете зимнего вечера небо казалось безбрежной пустыней. Долины, дюны и впадины висели над головой, сиреневые, обманчиво-твердые, и сердцу казалось – можно упасть вверх в этот призрачный, безжизненный ландшафт и уйти по неприметной облачной стежке далеко, далеко, в пресветлый небесный мир.
– Рот закрой, мухи налезут, – сказала Оксана наставительно, протянула холодную руку, прихлопнула Сенькин подбородок. Тот дернулся, будто очнулся – стоял у плетня, голову запрокинув, уронив корзинку с еловыми поленьями, смотрел в высоту, летел над небесной пустыней.
– Чувствую, будто домой меня тянет, – сказал он зачарованно.
– Ты ж в пустыне не был никогда, – Оксана подобрала поленца, затолкала в корзину, ткнула ручку в Сенину руку. – Ты ж кроме этого острова ничего не видел уже десять лет с гаком…
– Сама-то подумаешь, путешественница, – буркнул Сеня, перехватывая корзинку и вытирая широкий плоский нос рукавицей.
– Ну, в Петебург меня доктор Дедов с собой брал…
– Для каких нужд он тебя с собой брал, помолчим из приличия.
– Дурак, – Оксана отвернулась. Короткий ежик ее волос стоял торчком от холода, черные глаза блестели обидой. – Грубиян, невежа, баран туполобый…
Сеня кивал, улыбаясь. Все она верно говорила, однако не уходила же, стояла рядом, куталась в драдедамовый платок.
– Мишка тебя звал елку валить помогать, – наконец сказала она, щурясь в сиреневую даль над головой. – Нянечка Линда сундук украшений сняла с чердака. Тесто на пироги поставила. Говорит – последний Новый Год надо хорошо встретить.
– На старом месте последний, – уточнил Сеня, расправляя плечи. – Может, в Москву поедем, или в Хельсинки – по военной линии учиться, а может, – в голосе прорезалась надежда, – и на фронт нас сразу допустят, белых бить.
Далеко вверху между дюн показалась серебристая гондола патруля. Блеснула и исчезла.
– Ты оденься потеплее за елкой идти, боец-молодец, – сказала Оксана со вздохом. – А то сам уже белый, с синим отливом. Мишке-то чего, он без одежды на снегу спать может после последних препаратов. Чем его пичкали, медведем, что ли? Бурым или белым? Ну не стой столбом, пошли уже, давай мне вторую корзинку, помогу…
Зимние вечера накатывают быстро – занавес темноты падает на мир, не успеешь выдохнуть, а уж ночь. Ночь и зима вместе сильнее, чем соль в воде, тонкой корочкой замерзает море, разбегаются ледовые паутинки – уже не волны, еще не твердь. Темной громадой высится остров, поросший негустым северным лесом, чуть присыпанный декабрьским снегом – много тут не держится, ветра выдумают с камня. Холодно в мире, холодно – а вот светятся окна ярким желтым светом, горит «лампочка Ильича», да не одна, освещает теплую шкатулку большого дома – бывшую усадьбу баронов Алонеус, которую называли они «Ма-Жуа», «Моя