Он видел, что Маргарита Фиалковская была немыслимо богата, но что поразительно – еще и умна с креативным и нестандартным мышлением. Всё в одном флаконе: она музицировала, играла в теннис и шахматы, управлялась автомобилем и велосипедом, пела, рассуждала о литературе, о репертуарах в театрах, всё это делала превосходно для дилетантов. А если точнее, о-о-очень талантливый человек на свои-то 38 лет, уже сумевшая сколотить музыкальную группу с оригинальным стилем и выпустить три альбома, умеющая писать обалденные и замысловатые тексты и перекладывать их на музыку, умела офигительно рисовать, играть на клавишных и ударных, да к тому же еще и обладающая способностью петь различными голосами – это стоило восхищения. Плюс знание и понимание общества. Говорили еще, что она обладательница черного пояса по Тхэквондо, черного пояса по Каджукенбо, пурпурного пояса по бразильскому джиу-джитсу, и участница боев без правил.
“Нет, это уж слишком!” – считал Колпвайзинин. Было чего бояться, удручаться и отчаиваться даже такому неординарному и мускульному мужчине, как он.
Тридцативосьмилетняя, она была хороша собой: ровные густо подрумяненные щечки, ухоженные длинные ногти, губы, намазанные чуть ярче, декольте чуть ниже, платье с разрезом чуть выше, еще оголенные спина и плечи – всё это на грани широкого диспута, что считать приличным, а что нет. Конечно, красиво, недурственно и пристойно в ее обществе, у такой богатой влиятельной женщины. “Нет, это уже и не слишком, и не очень, а так себе!” – успокаивал он себя, как лиса из басни Эзопа сказала себе, что виноград зелен.
В строгих глазах старушки Колпвайзинин в который раз читал осуждение: “Человек не из их света… и такая прелестница жена!” На что он рассуждал: “Есть что-то важнее, чем просто наплевать на личное мнение тещи – это доказать обратное и прибрать к рукам всё состояние компании “Телеэко”. И удваивать капитал! Утраивать и учетверять!” “Нет, а это уже не было слишком, потому что было осязаемо!” – прикинув риски и просчитав последствия и свои возможности, надувал он себя проблесками надежды.
И в то же время он был даже больше чем реальным человеком и настраивал себя на нешуточную борьбу с тещей на неопределенное время: “Мечты, мечты! Никто за просто так зятю состояние не отдаст”.
Колпвайзинин в свои сорок с небольшим лет был статный, красивый блондин. В его взгляде лучистых, бесхитростных глаз приветливо сквозила неудержимая страсть к своей молодой жене, а крепко стиснутые губы выдавали непреодолимое упрямство теще. В движениях проглядывалась уверенность милашки, только что нарисовавшегося с картины Кранаха “Аполлон и Диана”, тут же с места в карьер непростительно сошедшего с корабля на бал в чужой дом, отхватив большой куш. С виду Колпвайзинин производил на всех впечатление упорно следующего своим принципам человека, постоянно следящего за собой и умеющего