Мы пришли к согласию, что пока больше не стоит заманивать мужчин на встречу с мамой, сначала нужно поподробнее изучить ситуацию и разработать порядок действий. Между тем мы придумали и промежуточные проекты – дабы подбодрить маму и, как мы надеялись, предотвратить сочинение пьесы. Моя сестра была горазда на быстрые решения: завести еще одного жеребенка, поехать в театр за пятнадцать миль от нашего дома или построить кормушку. Она даже подумывала притвориться, будто произошло нечто ужасное, а потом развернуться и объявить, что тревога ложная, и мама тут же ощутит невыразимое облегчение и поймет, до чего же ей повезло в жизни. Но, на мой взгляд, идея была слишком рискованной.
Я предпочитала проекты подлиннее, сулящие разнообразные последствия. Например, обсадить аллею тополями, как это делают во Франции, чтобы деревья защищали нас от знойных ветров, или подружиться с кем-то навроде миссис С. Бороды – эта леди жила через дорогу и казалась единственным симпатичным человеком во всей деревне, она ругала нас за то, что мы мусорим, но только если мы и в самом деле мусорили, а когда мы не мусорили, она улыбалась и иногда даже зачем-то махала нам рукой.
Лучшее, что мне пришло в голову, учитывая чрезмерную худобу мамы, – заняться кулинарией, тем более что даже поджаренный хлеб и соус из петрушки нам порядком надоели. Сестра про все мои идеи говорила, что они либо слишком амбициозные, либо «навряд ли принесут плоды», имея в виду, что они так и останутся идеями. Что касается кулинарии, она сочла этот прожект нереалистичным, потому что мама ненавидела еду почти так же сильно, как она ненавидела шофера (из всех слов в английском языке она больше всего не любила слово «порция»).
И тогда сестра, куда более практичная, чем я, выступила с удачной и простой идеей, которую она представила так естественно, что я едва заметила, как это случилось.
Мы сидели в маминой спальне. Там стояла тяжелая кровать с уродливым балдахином и прочая неуклюжая мебель из грецкого ореха, и мне очень не нравились все эти древесные разводы, которые я бы охотно покрасила симпатичной изумрудной краской. Но мы любили здесь сидеть. В спальне приятно пахло и все выглядело так, как и до расставания с папой, – то же белье, те же флакончики с духами и т. д. Мама даже повесила над незажженным камином картину, на которой была изображена Офелия. Другие старые картины она снесла на чердак, заменив их изображениями абстрактных штуковин оранжевого