Ланжевен глубоко вздохнул.
До этого момента ему удалось вытянуть из мадам Бланшар лишь несколько слов, причем каждый раз одних и тех же:
– Это не я… Я его не убивала.
Нужно было узнать хоть что-нибудь еще…
– Мадам, – сказал он с твердостью, не исключавшей, впрочем, и сочувствия, – нужно, чтобы вы рассказали мне все! Мне необходимо знать, что здесь произошло. Добавлю, что вам это, возможно, нужно даже больше, чем мне…
Отсутствующий взгляд устремился на него.
– Здесь ничего не произошло, абсолютно ничего.
– Как же вы можете говорить такое? Ведь ваш муж мертв.
– Он мертв… да… но я не знаю, как это произошло…
– Давайте попробуем разобраться вместе. Что вы делали этой ночью?
– Я спала. Что еще я могла делать в отсутствие моего господина?
Эта архаичная форма, вполне нормальная, может быть, для Китая, но так мало употреблявшаяся в Европе, вызвала тень улыбки на лице комиссара.
– Вы говорите, что его не было дома?
– Да, я это утверждаю. Два дня тому назад он получил… электрическое письмо, написанное на голубой бумаге. Вы разве его не нашли?
– Где оно находилось?
– Но… тут, на письменном столе. Он его оставил поверх своих бумаг. Я к нему не прикасалась.
– А кто-нибудь другой мог это сделать? О чем говорилось в телеграмме?
– Что он должен срочно ехать к своей матери, которая тяжело заболела. И он сел на поезд и уехал к ней.
– Вы хотите сказать, что он уехал в Ниццу?
– Да. Там живут его почтенные родители.
– Вы их знаете?
– Нет. Я никогда не была у них. Мне кажется, они не желали, чтобы я приезжала.
Ланжевен неожиданно поймал себя на мысли, что ему доставляет удовольствие слушать этот нежный, несколько приглушенный голос.
Однако он не должен поддаваться эмоциям!
Эта женщина прибыла сюда из страны, где умеют скрывать свои чувства. И ему показалось странным, что она плакала, не скрывая своей боли.
– Итак, вы спали, – снова заговорил он. – Расскажите, как вы проснулись, что потом делали!
– Я услышала крики женщины… Гертруды, как мне показалось, вскочила и прибежала сюда. И вот… я увидела.
– Ваш муж, наверное, вернулся ночью. Вы его не видели, не слышали?
– Нет. Я спала.
Комиссар вздохнул, встал и принялся шагать по ковру, заложив руки за спину. Проходя мимо Орхидеи, он вдруг протянул ей большой носовой платок в клеточку, кстати, совершенно чистый, который он вынул из кармана сюртука:
– Вытрите глаза и постарайтесь перестать плакать. Я должен сказать вам очень серьезные вещи!
Резкая