Зато собачек в замке поубавилось. А веера заработали вдвое быстрей.
Необходимость жениться, с каждым годом все более острая, ввергала Кайя в состояние, весьма близкое к панике.
И вот у него появилась жена. Вот только не та жена, на которую он рассчитывал: письмо лорда-канцлера было сухо, подробно и правдиво.
Его жена, новая леди Дохерти – девица неподобающего вида неизвестного происхождения, однако явно не имеющая ни капли благородной крови? Вздорная? С грубыми манерами?
Подобную особу можно представить в роли хозяйки таверны, но никак не протектората.
Над ней смеются. Кайя сочувствуют, уповая на скорейшее решение проблемы.
От Урфина только и ждать что новых проблем.
За что, Ушедший бог?
Кайя трижды перечитал письмо, а заучив почти наизусть, швырнул в костер.
Злость – хороший кнут. И Чаячье крыло, державшееся бодро за стеною скал, раскрыло-таки ворота. Замолчали пушки, обессилев без пороха, и псы войны получили законные три дня свободы. Им было что взять в подвалах мятежного замка.
Кайя же не мог думать о деле. Он уговаривал себя, что найдет способ отправить девицу домой, где бы этот дом ни находился, в крайнем же случае купит новый, где-нибудь на побережье. А сам сделает то, что следовало сделать давно, – женится на леди Лоу.
Она хотя бы без собачки, веера и разговаривать способна.
На переправе Кайя все-таки не выдержал. Уж больно медленно двигалась махина армии, обремененная орудиями, ранеными и обозами. Некогда стройное войско растянулось змеей от самого Чаячьего крыла до полноводной Виташи. И Кайя сделал то, чего никогда не делал, – передал командование. Тан Кавдорский был надежным человеком, но… беспокойство не отпускало. А по мере приближения к замку прибавлялось и злости. И, увидев Урфина с двумя девицами, одна из которых – Кайя понял это сразу и вдруг – и являлась новой леди Дохерти, Кайя не сдержался.
Раньше он не позволял себе кричать на людей. А тут не сдержался, в глубине души надеясь, что девица упадет в обморок. Она же носик сморщила так презрительно и явно собиралась ответить.
Никто никогда не смел возражать Кайя Дохерти, когда тот гневался.
Его жена такая, как описал лорд-канцлер. И совсем другая.
Маленькая. Взъерошенная. И отчаянно храбрая.
Она прокралась в комнату, подслушивала и призналась в этом, ничуть не смутившись. Она сидела в его кресле, кутаясь в меховое одеяло, и не жаловалась, что оно пахнет пылью. Ела рыбу руками, жмурилась от удовольствия и облизывала пальцы, не забывая делиться с котом. И разговаривала она, глядя в глаза. Это тоже было странно. Как само предложение расторгнуть договор лишь потому, что она ему неприятна. Когда и кто об этом думал? Или о том, что ему может быть больно?
Нелепая