Это все очень стимулирует – я понимаю, что сейчас она занята только мной, что ей не плевать на все это, ровно, как и мне не плевать на все это, вот.
11
Я штудирую Рэя Бредбэри, ранние его хоррор-сборники, и что-то переписываю себе – начинаю классический путь писателя, и начинается он с воровства. Мой друг Рэй как-то сказал (ха) – что мне безусловно запало в душу – он сказал, что все, что он пишет, он пишет для одного человека – своей жены. Он говорил, что это самое важное в писательстве – делать это для кого-то. И как он был прав, настолько прав, что жжет от обиды, ибо я фанатично принял его слова на веру. Как-то вечером почувствовал этот импульс впервые, творческая вспышка озарила кухню, и мне вдруг захотелось соответствовать – его успех уже был моим, но одновременно я был выше всех. Нагло и жадно упивался идеями собственного превосходства в творчестве, не сделав при этом ничего. Хотя нет, дорожку я все-таки нашел и больше не плутал – с этим мне повезло. Еще в юности понял, кем хочу стать, многие этого не понимают вплоть до собственной смерти.
– Понимаешь, во мне кипит неприятие к жизни, и я не могу молчать, меня все бесит, и это не романтическое озарение, отнюдь. Я просто жажду высказываться, так что да, я писатель – не отговаривай, – начал было я, но и это была ложь – притворялся. Я до сих пор не понял, что пытаюсь добиться такого письмом своим и не письмом кстати тоже.
– Да ты что, и не собиралась! Ты молодец, скажу тебе, – ответила она. – Тебе все равно с твоим характером и незрелостью ничего не светит в моем мире с нормальными людьми и работой, а я думаю, что незрелость эта у тебя надолго. Ты прав – ты писатель… Для меня пишешь?
– Ну, разумеется.
– Мне нравится это. Нравится за тобой ухаживать. Вдохновляю?
– Очень.
– Хотел бы меня?
– Да, а ты меня?
– Ох, мне правда нравится, что ты делаешь и как это делаешь.
Она тащилась от моей жизни, сама была таким же игроком, одинаково играющим на два поля: ее канитель из встреч и тусовок, не пойми где и с кем – пьяные и не очень, клубные дела или вписки к незнакомцам, а с другой стороны – одинокие спокойные дни, полные медитативного сочинения девичьих стихов в тетрадку и чтение художественной литературы под светом настольной лампы в углу комнаты.
Все как у меня – она мое отражение, с некоторыми отличиями и с вагиной, конечно.
Просила, чтобы я рассказывал ей какие-нибудь дурацкие истории из своей жизни, допустим, как мы с Антоном, переодеваясь, заявлялись в другие школы на дискотеки и спаивали старшеклассниц, или как мы потом убегали от толпы пьяных ревнивцев из старших классов, когда кто-то из них вдруг замечал нас,