Но было тут и еще кое-что. Отец ведь мог оставить меня в какой-нибудь лачуге, рыбацкой хижине, на голом морском берегу под одним навесом. Я вспомнила его лицо, когда он говорил о Зевсовом приказе, его нескрываемую, звенящую ярость. Я сочла тогда, что лишь сама тому причиной, но теперь, после разговора с Ээтом, стала понимать больше. Перемирие между богами сохранялось только потому, что титаны и олимпийцы не вмешивались в дела друг друга. Зевс потребовал призвать к порядку отпрысков Гелиоса. Открыто возразить Гелиос не мог, но мог ответить по-другому, иначе выказать неповиновение, дабы уравнять чаши весов. У нас даже изгнанники лучше царей живут. Видишь, как безгранично наше могущество? Нападешь на нас, олимпиец, и мы поднимемся выше прежнего.
Вот что такое мой новый дом – монумент отцовской гордыне.
Тем временем зашло солнце. Я нашла кремень, ударила по нему над приготовленным трутом, как некогда делал Главк, – я столько раз это видела, но никогда не пробовала сама. После нескольких попыток огонь наконец занялся и разгорелся, и я испытала неизведанное прежде удовлетворение.
Проголодавшись, я пошла в кладовую, к чашам, до краев заполненным едой – на сотню голодных хватило бы. Положила немного на тарелку и села в зале за широким дубовым столом. Я слышала собственное дыхание. И понимала с изумлением, что впервые ем в одиночестве. Даже если никто со мной не разговаривал, не смотрел на меня, всегда я чувствовала локтем сестру или брата, родного или двоюродного. Я потерла рукой столешницу, тонкое древесное волокно. Попробовала что-то напеть, послушала, как воздух поглощает звук. И подумала: такой теперь и будет моя жизнь. Очаг горел, но в углах скопились тени. Снаружи закричали птицы. Хорошо хоть птицы есть. При мысли о толстых черных стволах у меня волосы зашевелились на затылке. Я закрыла ставни, замкнула дверь. Я привыкла ощущать вокруг громаду земной тверди, а сверх того – могущество отца. И стены дома казались мне не толще листа. Ничего не стоит когтем разодрать. Может, такова тайна этого места. Настоящее наказание еще впереди.
Ну хватит. Я зажгла свечи и, сделав над собой усилие, дошла с ними по коридору до спальни. Днем она показалась большой и этим понравилась мне, но теперь хотелось каждый угол держать в поле зрения, а не получалось. Перья моих перин шептались друг с другом, деревянные ставни скрипели, как корабельные тросы в шторм. Каверны дикого острова окружали меня со всех сторон, разрастаясь во тьме.
Я и не знала до этих пор, сколь многого боюсь. Громадных призрачных морских чудищ, скользящих вверх по холму, ночных червей, выползающих из своих нор и липнущих слепыми головами к моей двери. Козлоногих богов, жаждущих утолить свой звериный аппетит, пиратов, вплывающих в мою гавань, придерживая весла, и помышляющих захватить меня. А что я могу сделать? Фармакевтрия, назвал меня Ээт, – колдунья, но вся моя сила – в цветах, растущих где-то там, за океанами. Если кто-нибудь придет, я смогу лишь кричать, а что в том никакого