Крупные снежинки надвигались на нее с темного неба и мягко оседали на лице, и от их прохладных прикосновений Гвен вдруг стало грустно. Отгонять грусть сил не было, Гвен на пару мгновений поддалась, окунулась в нее полностью, и это вдруг помогло. Видимо, грусть притягивается к грусти, кто бы мог подумать! Гвен почувствовала, что ее куда-то тянет, ощущение было ноющее и неудобное, но она послушалась его, выбралась из снега и пошла, стараясь не очень-то радоваться, чтобы не спугнуть грусть.
На той окраине деревни, куда она пришла, Гвен бывала редко – здесь жило совсем мало детей, не с кем было играть. Она взошла на крыльцо дома, который показался ей самым интересным из-за неуловимого тянущего чувства внутри и легкого запаха гари, просочившегося в открытую дверь.
Гвен постучала, но никто не отозвался.
– Эй, – тихо позвала она, заглянув в дом. – Есть кто-нибудь?
– Да. – Мальчик, сидевший за столом, уныло поднял голову, и Гвен его узнала: Рыжик, сын гончара. – Я хотел еду папе с мамой приготовить, они к бабушке ушли двор от снега чистить. Они мне не велят самому печь топить, я еще маленький. Но я хотел… Я даже играть не пошел, я…
О, Гвен отлично понимала это сладкое чувство: желание восхитить и порадовать маму любой ценой. Хотя насчет того, что Рыжик не дорос иметь дело с огнем, родители вообще-то были правы, – ему, кажется, и пяти лет не исполнилось. Сердце у Гвен вспыхнуло от радости. Малыш выглядел действительно по-настоящему грустным. Ну, еще бы: растопить печку и поставить в нее свое блюдо ему удалось, а вот дождаться, пока огонь догорит до углей, терпения не хватило, вот его произведение и вспыхнуло в печке как факел. Рыжик, к счастью, все же догадался залить пожар водой, но не сразу. Передняя стенка печи обуглилась, остатки кушанья, дымившегося в котелке, уже невозможно было опознать.
– Они расстроятся, – выдавил Рыжик. – Я хотел их порадовать, а тут…
– Не бойся, сейчас все поправим, – весело сказала Гвен и потерла руки, изо всех сил изображая, что понимает в печах, готовке и побелке.
Гвен сосредоточенно прижала обе руки к почерневшей мокрой стенке печи. Поверхность нагрелась, в груди ухнуло, и, открыв глаза, Гвен тихо зашипела. Она пожелала, чтобы «стало идеально», но о цвете подумать не успела. Когда пытаешься вытолкнуть крупицы анимы из груди в руки, не всегда успеваешь продумать все как следует, и магия порой находит в твоей голове что-то такое, о чем ты и не подозревал.
Печь стала нежно-розовой с мягким переходом в оранжевый, будто край рассветного неба. Гвен прокашлялась.
– Так и было задумано, – торопливо сказала она. – Я сделала еще лучше, чем было.
Она боялась, что Рыжик только сильнее расстроится, он ведь, скорее всего, просто хотел скрыть следы пожара, но тот подошел и восхищенно тронул печь пальцем.
– Ого, красиво, – прошептал Рыжик. – Ни у кого такой печки нету!
Вдохновленная Гвен решила поменять запах гари в воздухе на запах цветов. Почему-то получился запах цветущего дуба, ну и ладно! Со сгоревшей едой Гвен