Восставший из пепла. Роман Злотников

звезды на востоке поблекли, все еще дымившаяся груда углей вдруг зашевелилась и из-под кучи пепла показалась рука, обгоревшая почти до кости. Рука пошевелила пальцами, потом замерла, будто отдыхая, а затем поползла дальше вверх. Вскоре показалось плечо, потом шея, лысая, обгоревшая голова, и вдруг в воздух взметнулось целое облако пепла. Когда он осел, оказалось, что на углях стоит черная фигура, чем-то напоминающая пришельца из преисподней. Фигура покачнулась и рухнула на одно колено, и если бы кто-то наблюдал эту сцену, он решил бы, что она сейчас рассыплется по кусочкам, по косточкам и осядет кучкой праха, однако фигура каким-то чудом осталась цела. Постояв какое-то время неподвижно, видимо собираясь с силами, фигура наклонилась, подобрала обгорелую доску и, опираясь на нее, выпрямилась. Немного постояв, она двинулась затем с каким-то глухим скрипом и скрежетом в сторону темневшего неподалеку леса.

      5

      – Убери граблюки, урод.

      Фуг Стамеска пнул Убогого по вытянутой ноге и, харкнув так, что плевок попал Убогому на рукав, важно прошествовал мимо. Убогий, при первых же звуках торопливо отодвинувшийся в угол, уже привычным жестом поправил наброшенный на голову капюшон, сшитый из какого-то тряпья, – он закрывал большую часть изуродованного лица, пряча пустую левую глазницу, – и проводил Фуга Стамеску затравленным взглядом. Он жил в этой ночлежке, расположенной в двух шагах от космопорта Варанги, уже третий месяц. Он не помнил ни того, как попал сюда, ни того, кто он такой. Мамаша Джонс, добродушная чернокожая женщина средних лет и не меньше трехсот фунтов весом, являвшаяся чем-то средним между хозяйкой и кухаркой и потому пользовавшаяся у обитателей ночлежки авторитетом, рассказала ему, что его приволок Грязный Буч. Он наткнулся на Убогого, возвращаясь в ночлежку перед самым рассветом, и принял его в темноте за Слезливого Гржимека, одного из старожилов ночлежки, промышлявшего нищенством у задних грузовых ворот космопорта. И немудрено было перепутать – от Убогого изрядно попахивало гарью и мочой, что было одним из характерных признаков Гржимека. Когда же Буч обнаружил, что приволок не того, то ругался чуть ли не полчаса. Да только было уже поздно. Уж так повелось, что обитатели ночлежки никогда ничего не выбрасывали, стараясь приспособить для дела даже самый что ни на есть завалящий предмет. Даже такой вонючий и обгорелый, каким был Убогий. Сначала его оставили в покое, дав время отлежаться, и первую неделю мамаша Джонс даже некоторым образом ухаживала за ним, делая это, впрочем, больше по доброте душевной, чем из каких-то иных соображений.

      Обитателей ночлежки, людей опустившихся и давно махнувших на все рукой, отличала среди прочих особенностей невероятная живучесть. Поэтому все решили, что раз он, несмотря на столь страшный внешний вид, до сих пор не окочурился, то, значит, будет жить. А раз так, то о своем пропитании пусть сам и позаботится. После чего мамаша Джонс погрузилась с головой в свои дела, и статус Убогого скатился в самый низ местной табели о рангах. Убогий полежал еще несколько дней в дальнем углу ночлежки, потом голод заставил