Таким образом, из-за условий местности задача сосредоточения больших сил на участке 48-й армии представлялась командующему фронтом невыполнимой. Характерно, что удар 48-й удар изначально имелся на карте, привезенной Рокоссовским с Ставку (скорее всего – удар 48-й армией был стёрт ещё до приезда в Москву), был в «Замысле…» от 20 мая, а 24 мая (когда Рокоссовским карта подписана) его уже не было. Если бы Рокоссовский принял решение именно об ударе по сходящимся направлениям, то следует заметить: если одной из группировок не удалось бывыполнить задачу, то окружение бы не состоялось.
Какие преимущества давали «два удара»: нанесение двух рассекающих ударов позволяло группировкам не ориентироваться друг на друга, даже относительно окружения и разгрома бобруйской группировки противника. И по плану от 24 мая, как и в последующей директиве Ставки, задача по ликвидации и разгрому бобруйской группировки, взятию Бобруйска, ставилась войскам только рогачевской ударной группировки – 3-й и 48-й армиям.
Соколов, исходя из журнала посещений кремлевского кабинета И. В. Сталина от 21–25 мая, писал: «Память немного подвела Константина Константиновича. Это памятное заседание… происходило 26 мая 1944 года… Очевидно, „Багратион“ в первый день обсудили на уровне Генштаба и командующих родов войск, прежде всего с точки зрения того, какие силы и средства могут потребоваться для проведения операции. Во второй же день вместе с командующими фронтами решали вопросы о задачах фронтов и армий, в том числе направления ударов и предполагаемое движение по дням операции. А 22-го и 23 мая Сталин принимал не высокопоставленных советских военных, а Ванду Василевскую, Тадеуша Василевского…»[302].
Делать такие выводы на основе одного источника не совсем верно, однако автор данной работы на основе более глубокого анализа может сделать точно такой же вывод – расширенное заседание Ставки ВГК состоялось 26 мая 1944 года. Состав участников из различных источников подтверждает список из журнала посещений кабинета Сталина.
Вернемся к воспоминаниям Жукова: «Поскольку, как это бывало при подготовке крупных операций, разработки планов в Генштабе и штабах фронтов шли параллельно, а командование фронтов, Генштаб и заместитель Верховного главнокомандующего поддерживали между собой тесный контакт, проекты планов фронтов полностью соответствовали замыслам Ставки и были тогда же утверждены Верховным главнокомандующим»[303]. Это утверждение весьма спорно. Иную точку зрения высказывает в своих воспоминаниях не только Рокоссовский, но и Василевский, писавший, что после совещаний с командующими «Генштаб должен был представить уточненный план на окончательное утверждение в Ставку»[304], Баграмян, предложивший совместно с Жуковым пересмотреть план операции[305], а также Черняховский: