– Тед здесь?
– Нет. А тебе какое дело?
– Прости. А где все?
– Тетушки разъехались по домам. Эми отправляет открытки с благодарностями. Я делаю вид, что у меня много дел, чтобы хоть четыре секунды побыть в покое.
Она прислонила грабли к дереву, сделала глубокий выдох, который напомнил ему о занятиях для беременных, где учат правильно дышать во время родов. Он вслед за ней вошел в дом, и она, заметив его, удивилась.
– Можно мне попить? – попросил он.
Она прошла на кухню, налила стакан воды. Дом был аккуратным – образец загородной классики, хотя, строго говоря, находится в городской черте Портленда. Некогда ухабистый участок поделили на газоны. Качели, скворечники на деревьях, собаки. Родители Белль купили этот дом и передали ей с условием, что имя Куина не будет фигурировать в документах на право собственности.
– Она говорила про него? Старуха?
Куин покачал головой.
– Она выманила у меня пять баксов.
– Они вели друг с другом замечательные разговоры, – сказала она. – Я знаю.
– Не понимаю, как он вообще с ней ладил.
Куин очень старался, чтобы это прозвучало легко, но от чрезмерного старания слова упали, словно камни, как падало все в последнее время.
– А ты сказал про него?
Он залпом осушил стакан. От крекеров в форме животных смертельно хотелось пить.
– Кому, ей?
– Ей! Кому же еще, Куин?
– Нет, – ответил он и добавил: – Не смог.
Ледяная корка враждебности, покрывавшая ее, начала подтаивать.
– Нет ничего странного в том, что он ладил с ней, это в его характере, – сказала она наконец. – Она же немыслимо старая.
– Я это заметил.
Она коснулась пальцами его руки.
– Это все, о чем я тебя прошу. Он дал ей слово, а для него слово кое-что значило. Я могла бы и сама, но это, – она будто поискала нужное выражение пальцами в воздухе, – это долг отца.
Куин ничего не сказал. Что тут скажешь? Он ушел, когда мальчику было три, и вернулся, когда исполнилось восемь. Он добровольно покинул мальчика на пять лет, разбил хрупкую скорлупу отцовства. Бостон, Нью-Йорк и, наконец, Чикаго, пока до него не дошло, что его новая жизнь ничем не отличается от старой, от которой он сбежал, только более одинокая. За этим последовал долгий унизительный путь на автобусе домой. Он прилично зарабатывал – всегда прилично зарабатывал, только этим и мог гордиться – и все равно боялся встретить бывших товарищей по группе и администратора, которые станут шептаться: «Ха-ха, нет, он не смог ничего добиться, и да, он вернулся навсегда».
– Я же не говорю, что не буду ходить к ней. Всего лишь сказал, что она совсем не божий одуванчик