Туча вместе с лужей утекла.
Прозой говорит экскурсовод
О библейских притче и стихах.
Охры пламя теплится едва,
Выступает свет из-под резца.
Просвещает дева: Было два
Сына у хозяина-отца.
После дней беспамятных, всего,
Что за столько лет нагородил,
На веранде постучал в окно,
Чтобы хоть один его простил.
В грудь уткнулся, не видать лица.
Пятерней за воротник пророс.
Возвращение блудного отца.
Автор неизвестен. Масло, холст.
РОД
Налипал на подошвы суглинок,
Сад узоры кроил без лекал.
В дачных зарослях конус пылинок
О погибшей звезде вспоминал.
Было солнечно, ветрено, сыро,
И стояла, как твердь, тишина.
В результате кембрийского взрыва
Ожил камень и пыль ожила,
У реки появились желанья.
Но один человек до сих пор,
Выдыхая дымок, оживает,
Головной подбирает убор.
Плащ накинув, бредёт на вечерний
Променад мимо муз-прилипал,
Чтоб реликтовым стать излученьем,
Или в новый вступить Талибан.
ГЛАЗ
Не найдут ни слава, ни величие
Пятна цвета, выгнутые линии.
Страх, преодолев косноязычие,
Выдает стога, соборы, лилии.
На цитаты знание растаскано,
В анекдоты собрана история.
Может выйти роща гаитянская,
Может склон горы Святой Виктории.
Боже мой, где прошлое и власть его?
На пруду карась сверкает денежкой.
Убежав от всех из дома засветло,
Может быть старением утешишься —
Дождиком, накапавшим на лысину,
Выползшими на рукав букашками.
Скоро в линзе вспыхнет, выжгя видимость,
Свет такой, что мало не покажется.
ФИТИЛЬ
Трепещет кинохроника неярко,
Как будто отражает тьму солярка,
Как будто каждый день встречаешь гимном,
А в снегопаде Византия гибнет.
Испуганной толпе механик строчит,
В овраге дачный домик обесточен,
В дождевике, покинув отчий терем,
К реке бежит артист под пыльный тенор.
Поднялся над травой туман осенний,
Когда выходишь в сумерки со всеми.
В коробочку садишься чуть добрее,
Чем был, и ждешь, когда мотор прогреют.
Дорогу всю о чем молчишь, Алеша,
Когда во тьме по колее трясешься?
Промаявшись без сна, встречаешь утро,
Всегда один и тот же день как будто.
СТРЕЛА
Плетеные корзины из сарая.
Пальто и плащ затертый в коридоре.
Тогда стать новым Пушкиным поклялся
Я старым соснам на задворках школьных.
Разглядывал кору стволов и хвою.
В узорах иней на трамвайных окнах.
Компостером стучали пассажиры,
И щурились на розовое солнце.
Ходил за хлебом и сдавал бутылки.
Приемщица по горлышкам стеклянным
Завороженно проводила пальцем,
И растекались музыкою звуки.
Переставлял веселый грузчик ящик.
Я быстро пересчитывал монеты,
И брел домой и мучился, что вторник,
А я еще не написал ни строчки.
«С этого места продолжим. Пожухли травы…»
С этого места продолжим. Пожухли травы,
Редкие ивы замерзли в пруду напрасно.
Кто-то же должен был выжить здесь, Боже правый,
Пламени чтобы в буржуйке не дать погаснуть.
Утром со старой собакой бродить бесцельно,
Выйти к деревне заброшенной постараться,
Чтобы застыть на холме, как работник сцены,
Перед разрухой прославленных декораций.
Сколько мы песен на праздники перепели,
Сколько хлебов испекли на ячменном пиве,
Если