Дни были длинны, а короткие ночи светлы и таинственно тихи. Все спали по три-четыре часа, и этого хватало, чтобы грести без отдыха. Просто богатыри меняли гребцов, а гребцы – богатырей, и эти дружеские подмены тоже были для Владимира чем-то новым и необычным. Он обладал не только удивительной памятью, но и способностью подмечать даже крохотные изменения в общем потоке жизни.
Так догреблись до реки Ламы, притока Днепра. От ее волоков начинался сложный и извилистый путь через волоки в иные реки и озера, за которыми лежали земли самого Господина Великого Новгорода, а за ними путь пролегал и далее, к холодному Балтийскому морю. На волоках трудились рабочие артели под руководством опытных мастеров, получавшие от соседних княжеств еду, а с проходящих по волокам судов – плату, за которую и работали. Экипажи судов при этом обязаны были помогать мастерам волока без всякой оплаты.
В устье Ламы неожиданно остановились под крутым песчаным обрывом.
– Чего это вдруг весла сушить вздумали? – удивился нетерпеливый Поток.
Никто не успел ему ответить, как в пристройку кормчего вошел Яромир.
– На порогах ожидаю боевой встречи с неприятелем, – сказал он. Дозоры князя кривичей Преслава донесли ему о тайных передвижениях воинов князя Святослава. – Добрыня Никитич спрячется с княжичем Владимиром и Ладимиром под второй палубой. Остальные богатыри будут помогать на самом волоке. Мечи припрятать, чтоб под рукой были.
– А я, значит, там, на мокрых досках, – с глубокой обидой проворчал Добрыня. – Я – там, в сырости, а моя дружина – тут, на ветерке. А я один…
– С мечом уже не один, – Яромиру очень нравился Добрыня, и он всегда говорил с ним, припрятав улыбку. – А если кто из воинов князя Святослава в насаду заглянет? Тогда биться будешь насмерть, хоть лежа, хоть на карачках. Тебе, Добрыня Никитич, великая княгиня Ольга защищать его поручила, а мне – решать, кто, где, когда исполнять это будет.
В первом в своей жизни сражении, которых оказалось впоследствии предостаточно, княжич Владимир не только не участвовал, но даже и не видел его. Он его слышал. Слышал звонкие удары мечей, последние всхлипы умирающих, стоны раненых и дикие крики. Он лежал под двумя палубами, и сердце его замирало не столько от страха, сколько от собственного бессилия.
«А у меня вокруг Днепровских порогов сперва рабов с поклажей в цепях переводят, – подумал вдруг Владимир и в думах своих впервые сказал о Киевской Руси «у меня», не обратив никакого внимания на собственную оговорку. – А уж потом волокут и сами суда…»
В трюм насады заглянул Путята:
– Ты живой там, Добрыня?
– Жив покуда.
– Ну так на солнышко вылезайте. Отбились мы.
Подошел и Яромир.
– Большие потери? – спросил его Владимир.
Спросил