Вторая причина заключалась в том, что Кошкины просто не могли додуматься до того, что можно брать чужое. Видно в детстве, кто-то накрепко вбил им в головы, что воровать нельзя. В результате, максимум криминала, на который могли решиться Кошкины, это без спроса порыться в мусорнике.
– Так где взяли жратву? – повторила свой вопрос Ирина.
– На свалке, небось, нашли? – съязвил Тотошка.
– Не…
– Сейчас врежу по башке, – предупредила Ирина.
– Там, того, машина…
– Застряла в яме… это…
– Мы толкнули… Вот.
Оба брата замерли, истощив свои интеллектуальные и эмоциональные силы рассказом.
Если природа действительно отпустила братьям один мозг на двоих, то, спохватившись, отвалила им физической силы на четверых, а то и на пятерых. Никто толком не представлял себе, на что способны близнецы. И все как-то не подворачивался повод, чтобы это выяснить.
– Большая машина? – спросил Тотошка.
– Зеленая.
– С кузовом.
– Ладно, жрать пора, – сказала Ирина, – готово.
Кошкины с готовностью подвинулись к костру.
– Миску свою тащите, – скомандовала Ирина.
– Вкусно тут у вас пахнет! – раздался из темноты голос Доктора.
– Ступай с Богом! – Ирина замахнулась черпаком.
– Брось, Ирина, я в складчину, – Доктор помахал палкой колбасы и бутылкой.
– Что в посуде? – живо заинтересовался Тотошка.
– На этикетке сказано – водка. Русская.
– На этикетке! – Ирина налила варева из кастрюли в три побитые эмалированные миски и в притащенный Кошкиными небольшой тазик, – прошлый раз вон тоже было написано – водка. Чуть дуба не врезали!
– Обижаете, мадам, – сказал Доктор, – эту колбасу и этот напиток, я позаимствовал из весьма респектабельного места.
– Позаимствовал! Поймают тебя когда-нибудь, и убежать не сможешь, развалина старая.
– Как мой пациент? – поинтересовался Доктор.
– Все также, лежит себе молча и глаз не открывает. Только пеленки ему меняю. Вот ведь нашли на свою голову. А все этот козел старый, подберем да подберем!
– Не ной, старая, – Тотошка, кряхтя, встал с ящика, который служил ему стулом, и направился к шалашу, – Щас, стаканчики возьму и выпьем, за здоровье и выздоровление.
Кивнули все, даже Кошкины, которым водки, на всякий случай, никогда не наливали.
Доктор открыл консервы, заработанные братьями, порезал хлеб и колбасу. Кошкины принюхивались к запаху из тазика, но не ели, ожидая, когда приступят остальные. Эта сцена повторялась из вечер в вечер и стала своеобразным ритуалом.
– Ирина! – донесся из шалаша голос Тотошки, – ты нашего постояльца не передвигала?
– Чего? – не поняла Ирина.
– Постояльца, нашего, говорю, ты как оставляла – головой к выходу или ногами?
– Ногами. А чего?
– Так он лежит головой. И на животе.
– Иди ты!
– Сама иди, курица. Иди вот и посмотри.
–