Сергиевский остановился возле подвальчика со светящейся вывеской «Самшит» над железной дверью.
Да, внутренне усмехнулся Шатов, вкус у майора так себе. Бар не относился ни к перворазрядным заведениям, ни даже к заведениям второго сорта. Сюда приходили только те, кто хотел выпить, закусить чем попало, купить втихую «травки» или таблеток или те, кто хотел нарваться на потасовку.
– И кофе у них полная фигня, – сказал Шатов, когда потасканного вида официантка принесла им чашки.
– Фигня, – согласился Сергиевский, отодвигая свой кофе в сторону.
Говорить приходилось громко – ревела музыка, и пьяная компания в углу, сдвинув два столика вместе, пыталась что-то петь.
– Тогда зачем мы сюда пришли? – Шатов сделал еще глоток и поморщился.
– Как? А культурно отдохнуть? – Шатов не сразу понял, что стал свидетелем первой на своей памяти шутки майора.
– Предлагаете спеть?
– Лучше пригласите меня на танец, господин Шатов, – майор достал из кармана сигареты, прикурил. Спичку бросил в свою чашку.
– Вы не в моем вкусе.
– Обидно.
– И все-таки, – Шатов чуть наклонился к столу, чтобы лучше расслышать ответ, – зачем мы сюда пришли?
– Поговорить. Поболтать.
В компании что-то случилось, завизжала девица. Кто-то захохотал.
– Спрашивайте, – сказал Шатов.
Майор стряхнул пепел в чашку, чуть прищурился, поглядев на компанию:
– Как вам все это?
– Это? – Шатов оглянулся. – Эти красавцы?
– Нет, как вам мои красавцы?
– Вы о своих операх? – осторожно спросил Шатов. Скользкий вопрос. Отвечать правду? А кому это нужно?
– О моих операх, – майор чуть улыбнулся. – Нравятся?
– Ублюдки, – неожиданно для себя выпалил Шатов, отхлебнул сгоряча кофе и сплюнул на пол, – какая гадость!
– Гадость – это кофе? – уточнил Сергиевский. – А ублюдки – это оперативные сотрудники из моей группы?
– Точно. Именно оперативные сотрудники и именно вашей группы. И не просто ублюдки, а ублюдки коллекционные, тщательно подобранные человеком с несколько своеобразным чувством юмора.
– Спасибо, – хмыкнул майор.
– Не за что, – Шатов попытался выдержать прямой взгляд Сергиевского, но в углу что-то стеклянное со звоном врезалось в стену, с грохотом отлетел в сторону стул, отвлекая внимание.
– Твою мать! – пьяно взревел бас.
Хрясь! Один из гуляк, не вставая, приложил в челюсть приятелю, и тот опрокинулся навзничь, завывая и матерясь. Явно назревала драка, но на Сергиевского это впечатления не произвело:
– Группу, между прочим, набирал лично я.
Шатов откашлялся в кулак.
– Ничего, не стесняйтесь, – сказал Сергиевский.
– Я и не стесняюсь.
– Тогда поясните свою точку зрения по поводу группы несколько конкретнее.
К мужским матам добавились женские хоровые вопли.