– А-а. Вон, оно – шо. МЭТЭХВЭ я знаю. Цэ – молочна хферма.
…Наконец, маршрутка заполняется пассажирами, отправляется и едет по улице Баха. Старики-хохлы, все также, каждый глядя в свое окно, но теперь уже еще громче, чтобы перекричать шум мотора и монотонный гул вполголоса переговаривающихся друг с другом пассажиров, как, ни в чем не бывало, ведут между собой «легкую» беседу:
– Мыкола. А яка це – вулыця? (Какая это улица?) – Спрашивает бабка.
– Так, цэ ж – Баха, Настя. – Дед отвечает.
– Баха?! А-а-а. Цэ, потому нас и трясэ так. Вин, як мы идымо (Вон, как мы едем): бах-бах-бах! Бах-бах-бах…
В автобусе – гомерический хохот.
Петралаш пятый. В переводе с меркенского
Эта история произошла со мной давно. Еще в 197… затертом году. Жил я тогда тоже в Киргизии. А родом, я – из села Мерке, что в Джамбулской области, Казахстана. (Зачем пишу – откуда родом, ниже станет ясно).
И вот, как-то поехал в Москву поступать в институт. Приехал. Началось все, как и обычно: нашел институт, сдал документы, переночевал на вокзале и пустился по Москве искать жилье на время вступительных экзаменов.
Как и положено, на дверях всех более-менее доступных в финансовом отношении гостиниц висела обычная для тех времен табличка: «Мест нет». В общежития было не пробиться. Но мир-то, не без добрых людей. Посоветовали: при «Доме колхозника» есть дешевенькая гостиница – всего рубль за ночь. Нашел я тот «Дом колхозника», оформился, каждое утро администраторше сдаю рубль, как положено и потихоньку сдаю экзамены. То бишь, поступаю.
Надо сказать, что в «Доме колхозника» колхозников, как таковых не было. Жили мы в больших – «на 12 коек» комнатах, где менялись только жильцы. Койки, тумбочки между ними, постель (если мне не изменяет память), оставались неизменными. Постоянными в нашей комнате были еще два жильца: молодой человек, лет эдак, 30–32, и узбек с чесноком (мешок у него был, вроде бы, всегда один и тот же, чеснок все время – другой). А молодой человек был «вечным студентом». Учился он, кажется, во втором по счету, или даже в третьем институте. (Были в то время и такие «чокнутые»). Да, чуть не забыл – еще два шахтера из Норильска. Приехали в Москву деньги «просаживать».
Но, что самое странное: мне, как выходцу из Средней Азии, это сразу бросилось в глаза – жизнь наша проходила, в основном, молчком. Никто никого ни о чем не спрашивал, ничего не рассказывал, а так: односложные, банальные фразы и все. Каждый вечер одно и то же: узбек ложился в кровать, не раздеваясь, «вечный студент», выпив свою неизменную бутылку кефира с булочкой, листал конспекты… Скучно.
И вот, накануне своего отъезда (не поступил, не сдал, завалился на иностранном), решил я всю эту братию в комнате «расшевелить». Подсчитал свои оставшиеся «финансы», купил «бормотухи», закуски простенькой. Решил по-нашему, по-азиатски, устроить, так сказать, небольшой дастархан («поляну»). Главное, ведь только начать…
…Потихоньку, потихоньку в комнате все расшевелились, разговорились, через время