– Детство вспомнил.
– А ну слазь!
– Разрешите исполнять?
– Да слазь уже, покуда я спину не надорвал. – Покрасневший от натуги дядюшка сбросил меня на утоптанную землю и кивком головы указал на мёртвое тело.
– Курьер. Тот самый, что был отправлен к нам с приказом. Доставлен мною по вашему приказу из Оборотного города. Там же был раздет и обобран до нитки. Но убит в наших краях, с какой целью – пока непонятно, – встав на ноги, отрапортовал я. – Дайте ещё пару дней, и выясню! Если, конечно, никаких более срочных дел нет. Ну там типа кофе подать или сапоги слюной начистить, чтоб аж горело!
Увы, он меня не слушал. Казачий генерал небрежным движением пальца отодвинул меня в сторону, даже забыв прилюдно обозвать балаболкой, и склонился над пришибленным жандармским чином. Тот пребывал в полной бессознательности, так что немногим отличался от лежавшего на нём мёртвого курьера. Рыжий ординарец на всякий случай постучал ему нагайкой по лбу, но столичный чиновник не отозвался.
– Звук звонкий, наверное, весь мозг вниз стёк, – предположил я. – Ты ему ещё по затылку постучи для сравнения.
Рыжий догада со всей служебной ревностью замахнулся добавить и по затылку, но дядя не дал. Перехватил за руку и рыкнул на нас обоих:
– Ты чему моего ординарца учишь, балбес? А у тебя, здорового лба, от его брехни памороки отшибло, соображалка рыжая?! Чего этому лысому кумпол долбить, когда он и так поперёк себя пришибленный? Ведро воды сюда тащи, отливать его будем. Да похолоднее! – Последние слова наш атаман протянул с явным удовольствием, почти пропел. – А ты, Иловайский, пошёл вон отсель! Делом займись.
– Каким, ваше родное сиятельство?
– Сортир на заднем дворе почини. Прохор доложил, что как тока ты в него сиганул, так сие полезное строение взорвалось, ровно ядром в пороховой погреб закатали! Шесть соседних дворов уже третий час отмыться не могут. Представляешь, как тебя там народ лицезреть жаждет?
Я почувствовал, как сердце холодным комком рухнуло вниз и попыталось спрятаться где-то под печенью. Как меня встретят приветливые калачинцы, крыши и заборы которых до сих пор неароматно благоухают в ту сторону, куда ветер дунет, можно было бы и не уточнять. Проще сразу надеть мешок на голову да самому сигануть с откоса в омут, и упокой Дон-батюшка мою дурную головушку…
– Ну, что пригорюнился, ты ж характерник! Али чуешь чего?
– Чую, – вздохнул я. – Бить будут…
– А-а, это уж и к гадалке не ходи, – отмахнулся мой дядя. – А вот чуешь ли, что по твоей спине и моя нагайка плачет?
– Да найду я вам этот приказ, найду…
– Вот и молодец! Умница! Хвалю! – Он пихнул меня кулаком в бок. – И всё ж таки давай двигай отсель. Вона хлопцы аж три ведра колодезной воды волокут, сейчас развлекаться будем.
Правильно, как работать, так это я, а как развлекаться, так извини-подвинься, хорунжий. Вечно всё интересное в полку мимо меня проходит.