– Он хороший воин? – спросила она потихоньку у старого шляхтича.
– Знаменитее и быть не может! Видишь ли, у него опытность в этом деле огромная: он четырнадцати лет сражался уже с английскими бунтовщиками, держа сторону истинной веры… Он шляхтич знатного рода, о чем ты можешь судить по его обращению.
– Вы его видели в огне?
– Тысячу раз! Стоит и не поморщится; гладит лошадь по шее, а сам хоть о любви может говорить…
– Разве принято говорить о любви?
– Принято говорить все, что подтверждает равнодушие к опасности.
– Ну а в поединке он тоже мастер?
– Одно слово – шершень!
– А с паном Михалом справится?
– С паном Михалом не справится.
– Ага! – воскликнула с гордостью Бася. – Я знала, что не справится! Я сейчас же подумала, что не справится!
И она захлопала в ладоши.
– А, так ты стоишь за Михала? – спросил Заглоба.
– Э, что тут! Рада, потому что он наш!
Бася встряхнула волосами и умолкла. Из ее груди вырвался тихий вздох.
– Но только заметь и запомни, гайдучок, – сказал пан Заглоба, – что если на поле битвы трудно найти воина лучше пана Кетлинга, то для женщин он еще опаснее; они в него без ума влюбляются из-за его красоты. Он и в любви опытен на редкость!
– Скажите об этом Кшисе, у меня не любовь в голове, – отвечала Бася и, повернувшись к Дрогоевской, начала звать ее: – Кшися, Кшися, подойди-ка сюда на одно слово.
– Я здесь! – сказала Дрогоевская.
– Пан Заглоба говорит, что ни одна панна, увидав Кетлинга, не может в него не влюбиться. Я уже его осмотрела со всех сторон, и ничего, Бог миловал! Ну а ты как? Чувствуешь уже что-нибудь?
– Баська, Баська! – сказала убеждающим тоном Кшися.
– Он тебе понравился?
– Оставь это! Будь благоразумнее. Милая Бася, не говори вздора – вот пан Кетлинг сюда идет!
И Кшися не успела еще сесть, как Кетлинг подошел и спросил:
– Можно присоединиться к обществу?
– Милости просим, – ответила Езерковская.
– Если так, то я осмелюсь спросить, о чем был разговор?
– О любви, – не задумываясь, ответила Езерковская.
Кетлинг сел возле Кшиси. С минуту они молчали, потому что Кшися, всегда спокойная и владевшая собой, робела в присутствии этого кавалера. Наконец он первый спросил:
– Вы действительно говорили о столь приятном предмете?
– Да, – ответила вполголоса панна Дрогоевская.
– Мне приятно было бы узнать ваше мнение.
– Простите меня, но у меня ни смелости не хватит, ни остроумия, и я полагаю, что скорее от вас услышу что-нибудь новое.
– Кшися права, – вставил свое слово