– Я виноват… я был болваном, – пробормотал Тишанский. – Это вам, возьмите, прошу вас.
– Подарите Касаткиной, – холодно произнесла барышня.
– Да сколько можно меня мучать?!! – взорвался ротмистр, раздувая ноздри и размахиваясь, с явным намерением швырнуть приз в реку.
– Я согласна, – выпалила Елена Николаевна, перехватывая его руку.
Ротмистр удивленно поднял глаза.
– Вы же меня замуж зовете? – милостиво взяла Елена часы.
– Конечно, зову. Еленушка, душа моя, вы согласны? – под рыжими усиками расцвела улыбка.
– Я подумаю, – барышня провела пальчиком по крышке часов.
– Как это – подумаю, вы же только-что согласились? – нахмурился ротмистр.
– Так зачем вы спрашиваете снова? – тоже нахмурилась Елена.
Наступило неловкое молчание.
– Ой, моя перчатка!
Елена одновременно с ротмистром наклонились, чтобы поднять то, что осталось от кружевного чуда, и неловко стукнулись лбами.
– Ой, – зарделись оба.
Тишанский быстро чмокнул любимую в щеку и замер, ожидая взрыва возмущения.
– Я за вас так волновалась, – выдохнула Елена, прижимая к груди часы.
По аллее цветущих акаций неспеша брела семья Карлинских: Володя с наслаждением жевал пряник, зубами раскалывая корочку глазури, Мария Александровна небрежно крутила в руках веточку акации, время от времени поднося ее к лицу и вдыхая приятный аромат, Сергей Михайлович раскланивался со знакомыми, принимая соболезнования.
– Не знала, Сережа, что ты у нас теперь в сватах, – хихикнула жена.
– Больно было смотреть на Антошу, – подмигнул муж.
– Мы тобой гордимся, – Мария Александровна стряхнула пылинку с зеленого кителя мужа.
– Я знал, что ты поймешь.
Вот так началась эта история…
Глава I. Пленэр
Солнце нещадно жарило, накаляя железо велосипеда, из-под косынки по вискам и шее струился пот, знойный воздух сушил горло, сбивая дыхание, позади равномерно хлопал по спине деревянный этюдник. Но велосипедистка не собиралась сдаваться и зло крутила педали, преодолевая подъемы и спуски извилистой луговой дороги. Алена ехала на пленэр. Погрузиться с головой в искусство – это как раз то, что сейчас требовалось оскорбленным чувствам.
– Аленка, ты куда это по такой жарище? – окликнули велосипедистку бабули-ягодницы, спешившие обратно в село с двумя пятилитровками, доверху набитыми ароматной земляникой.
– Рисовать, – не вдаваясь в лишние объяснения, на ходу крикнула Алена.
– Гляди ж ты, охота пуще неволи, – услышала она в спину.
И снова ветер в ушах. Уехать, скрыться, погрустить в тишине и одиночестве.
«Я, значит, маленькая! А он кто? Старенький. Старый пень, двадцать семь – это ж уже песок сыпется. Да и рыжий, тоже мне красавец!» Велосипед