После таможенного досмотра Джон по Г-образному проходу вышел к ограждению, за которым толпились сотни китайцев. Одни держали опознавательные таблички, другие красноречиво размахивали руками. Шум и хаос всегда импонировали Ноксу.
Он смешался с толпой, которая направлялась к маглеву – скоростному поезду на магнитной подушке, чуду из чудес, предмету зависти инженеров всего мира. Тридцать километров пути Нокс преодолел всего за семь минут, без шума и тряски, счастливо избегнув сорокаминутного торчания в шанхайских пробках. Хвоста за ним вроде не было; насчет слежки с помощью видео Джон бы не поручился. В Китае функционирует система охранного видеонаблюдения, состоящая из семи миллионов видеокамер; также здешние компьютерные программы быстрее и точнее прочих идентифицируют лица. В одном только Шанхае таких камер – полмиллиона.
Нокс перешел на Вторую линию метро, на станции «Народная площадь» сделал пересадку и доехал до оживленной Хуайхай-миддл-роуд. На тротуарах было не протолкнуться; моросил дождь. Яркие зонтики двигались точно в танце дракона, над прохожими нависали ветви платанов. На миг Ноксу показалось, что он находится на территории Французской концессии, а на дворе – середина XIX века. Именно тогда китайцы выделили французам часть быстро развивающегося города, чтобы не обонять чужеземной вони.
До четырехзвездочного отеля «Цзинь Цзян» Нокс добрался промокший насквозь и совершенно измученный. Заплатил наличными – об этом было давно условлено с управляющим. Не в первый раз он регистрировался в отеле с целью скрыть свое истинное убежище. Уже дважды, в период сложных переговоров с дилерами черного рынка, Джон из страха за свою безопасность называл в качестве места остановки «Цзинь Цзян» – зная, что тамошние служащие, как и служащие всех остальных отелей, сообщают полиции о каждом постояльце – неважно, местном или иностранном.
Нокс вошел в свой номер на пятом этаже (он давно взял за правило не селиться выше пятого этажа), плюхнул сумку на стол, разворошил одеяло, включил воду в душе и увлажнил полотенце – пусть думают, что постоялец успел попользоваться гостиничными благами. Также он надорвал рулон туалетной бумаги и подержал мыло под краном. Отлил в унитаз гостиничного шампуня и ополаскивателя, спустил воду.
В зеркале отразилось загорелое, обветренное лицо; свидетельства воздействия стихий диссонировали с ярко-синими тревожными глазами. Именно глаза привлекали внимание равно женщин и мужчин – глаза, а не брови, расположенные на разном уровне, не шрам у левого уха и не ямка на подбородке – эти подробности, наоборот, создавали впечатление невозмутимости, принимаемой отдельными личностями за надменность в тяжелой форме. Мнимое Ноксово спокойствие производило неприятный эффект – казалось, он постоянно что-то замышляет. Поведение Джона не давало поводов рассматривать его как скрытую угрозу, однако окружающие не обольщались насчет его сущности. Впрочем, вряд ли кто адекватно оценивал истинные его способности – такая возможность предоставлялась лишь тем,