– Я не стану говорить папе, куда ты поехал, – сказала меж тем Теодора. – Хотя он что-то чувствует – прямо улавливает из воздуха! Вообрази, он спросил меня сегодня утром, не приснилось ли мне, что я разбогатела!
– Еще бы он этого не заподозрил! Вы выглядите такой счастливой, мисс Теодора! – с улыбкой ответил Джим. – Я давно вас не видел такой.
– После всех наших мытарств и лишений… я и сама верю с трудом, что забрезжил какой-то проблеск, – вздохнула Теодора.
И они молча посмотрели друг другу в глаза. Слов им было не нужно. Столько дней и недель провести в постоянной тревоге о том, из чего приготовить обед, подсчитывать, сколько дней они еще протянут на таком скудном пайке… Если Джиму не удавалось выудить рыбешку в ручье или поймать в силки кролика, дела могли быть и похуже.
Порой в последнее время Теодоре все чаще казалось абсурдным, что клочок живописного полотна может решить их судьбу, а они не решаются снять со стены ни одну из картин. Продать одну и безбедно жить целый год или больше! Что может быть проще? Но нет. Священное благоговение удерживало ее от такого шага. А в самые трудные для себя дни Теодора молилась, чтобы небеса ниспослали им хоть какое-нибудь облегчение. И как будто в ответ на эти ее молитвы Бог послал им это письмо… Стоит ли после этого принимать во внимание, что секретарь пишет к ее отцу как к ремесленнику? Отец – аристократ, джентльмен, но умирающий с голоду аристократ и джентльмен. О чем рассуждать в таких обстоятельствах? Прочь все мысли об этикете! На карту поставлена жизнь.
Итак, Джим уехал, заняв место, которое всегда предпочитал в дилижансах, – прямо за кучером. На прощание он улыбнулся ей, когда дилижанс тронулся, и Теодора зашагала назад, к дому.
И по пути обратно случилось новое чудо! Каждый, кого она встречала в то утро в деревне – а встают здесь рано, и было неудивительно, что люди шли ей навстречу или обгоняли ее, – так вот каждый говорил ей «доброе утро!» и спрашивал о здоровье отца. А одна из женщин выбежала к ней с ломтем хлеба в руке.
– Вот! Я только что пекла хлеб, мисс Теодора, – торопливо и с придыханием проговорила она, – и подумала, может быть, вашему отцу не повредит кусочек на завтрак?
– Как это мило с вашей стороны, миссис Коулз, – любезно ответила Теодора, тронутая до глубины души, слегка краснея от подаяния. – Я знаю, в деревне ваш хлеб – самый вкусный, отец будет очень, очень рад угощению. Спасибо!
– Вот и ваша дорогая матушка про мой хлеб так говорила, – радостно ответила Теодоре польщенная миссис Коулз, – и вы на нее ну так похожи, ну так похожи, моя дорогая!
– Спасибо, – еще раз поблагодарила Теодора просиявшую полным лицом добрую даму и, зажав хлебный ломоть под мышкой, продолжила путь.
Эту сцену наблюдали в